«Задуманными делами» оказалось завещание. Он позвал рано поутру Дениса к себе и распорядился:
— Так, Денис Васильевич, забери-ка ты себе этот шкафчик и софу.
— Да зачем, Михал Захарыч? — сопротивлялся Денис.
— Я решил! — ответил Володарский. — Через два часа юрист придет, нам еще многое надо успеть!
Он трепетно передал Денису в руки три толстые тетрадки с подробным описанием за многие годы, для кого, когда и какие работы делал, имена и фамилии, координаты постоянных клиентов и «нужных» людей.
— Это передаю тебе для работы. Тебе — настоящие, а для сыновей я другие сварганил, где записал, что ты на меня работал и что многое, по незнанию своему ученическому, мне отдавал, мол, ничего тебе от нашей совместной работы не перепало, только зарплата, да и та не вся. Мои войну начнут, ты не при делах будешь, решат, что лошок Арбенин. Я кое-где по дому денежку попрячу небольшую, чтоб нашли, порадовались, а вот это тебе. — И он протянул Денису в руки большую, тяжелую матерчатую сумку.
Денис расстегнул «молнию», извлек содержимое и обалдел! Старинный инструмент для работы краснодеревщика, цены которому не было и быть не могло, и большая, тяжеленная катушка золотой проволоки.
— Раньше тебе не говорил и не показывал, — торжественно произнес Михаил Захарович. — Для этого дня берег, когда ты превзойдешь меня в мастерстве! Знал, что ты поталантливее старого Володарского, вот и ждал!
— Нет, Михал Захарыч, нет, — отказывался от всего сразу Денис, пораженный до глубины души. — Мне вас и не догнать, и не постичь никогда! И это же богатство невероятное, у вас же сыновья!
— Сыновей своих люблю, но им не сосчитать и не понять истинной ценности этого. Продадут за деньги, да и все! А это другое. Не деньги. Мне инструмент от учителя моего достался, а ему от деда, и точнее и ладнее инструмента нет, при всех современных технологиях! Он тебе как раз по руке будет, у Сафрона Лазаревича и деда его рука большая была, сильная, как у тебя. И проволока эта знатная, в ней золото особой пробы, сейчас тоже не сыщешь такую. Будешь вещь какую великую, любимую делать, пустишь, в память о Володарском, мне, старику, приятно будет. И еще скажу тебе, Денис Васильевич, напутственное слово. Ты о себе перестань как о калеке ущербном думать, Виктории этой особо не доверяйся. Гнать не гони, что ж одному бирюковать, но женщину свою жди и ищи. Придет к тебе, как Катерина моя ко мне, негаданно! Ну, это я так, по-стариковски, — улыбнулся мудрой, грустной улыбкой Володарский и неожиданно хитро подмигнул: — Ну, иди, сейчас юрист придет, опись моего имущества делать и завещание составлять.
— Михал Захарыч, ты меня не пугай! — взмолился Денис. — Ты что, помирать собрался?
— Нет, — успокаивающе похлопал Дениса по плечу Володарский. — От дел хочу отойти, так, поделывать помаленьку для души. Из московской мастерской меня никто не гонит, ценят. Ее уж иным передали, да я у них как мамонт почетный. Попросили парнишку одного в ученики взять. Хороший парнишка, да Бог таланту не дал, но к ремеслу охоч. Поучу еще. Ты приезжай, навещай старика, к тебе уж не поеду, тяжело мне.
С тем и отправил из квартиры, заспешив, чтоб, значит, с юристом Денис не столкнулся, «а то этот прохиндей все моим доложит!».
Через неделю Михаил Захарович Володарский умер, на семьдесят девятом году жизни, за своим рабочим столом в мастерской. Остановилось сердце.
Денис проживал такое тяжкое горе, невосполнимую потерю, сердце плакало, плакало и болело…
— Как жаль! — вздохнула Виктория. — Эпоха ушла! Великий Володарский! — Похлопала сочувствующе Арбенина по плечу и по-деловому поинтересовалась: — Когда похороны? Где? Надо своих обзвонить.
Он не сказал ей ничего, не мог, боялся, наговорит всякого или выгонит к черту!
Уехал в Москву. Заперся в квартире. Мама звонила, вздыхала:
— Денечка, мы с отцом так тебе сочувствуем! Ну что ж тут поделаешь, возраст.
Он ответил еще на несколько звонков, односложно, стараясь отделаться побыстрей от звонивших. А потом и вовсе отключил все телефоны.
Пролежал полночи, проживая боль утраты, как сиротство, провалился в сон, в котором улыбался ему Михаил Захарович да подбадривал:
— Да ну, Дениска, не беда! Присмотрю за тобой, не думай, не брошу!
Денис подскочил на кровати, разбуженный звонком в дверь с колотящимся сердцем, посмотрел на будильник — шесть ноль пять утра.
Кого там?
Распахнул дверь с единственной целью — погнать взашей!
Вадим. Уставший, умотанный, с щетиной суточной на щеках и ввалившимися глазами, отодвинув замершего на пороге Дениса, ввалился в квартиру.
— Из Красноярска летел. Хрен знает что, рейс прямой только утром, пришлось тащиться через чертовы кулички с пересадкой!
Стягивая с себя дубленку, разуваясь, доставая тапочки из тумбочки, не останавливаясь, говорил он. Повернулся к Денису, у которого ком в горле застрял от благодарности, и совсем другим тоном, откинув треп:
— Привет, братан!
Они, хлопнув ладонями в рукопожатии, обнялись, постояли.
Суетно бесполезные вопросы «Как ты?», или совет типа «Держись», или сочувствие, выражаемое словами пустыми, были для этих мужчин так же нелепы и невозможны, как верблюд на вершине Эвереста.
— Знаю, помянуть у тебя нечем, с собой привез, — проходя в кухню, известил Вадим.
Он ни о чем не расспрашивал, не произносил печальных слов утешения, рассказывал о делах, бизнесе, занесшем его в Красноярск, пока они в четыре руки накрывали на стол.
Сели. Денис поминать «батю» водой не стал, сердцем поминал, Вадим поднял рюмку:
— Светлая память! — и хлопнул.
Принялся есть с аппетитом, не переставая что-то рассказывать, про жену новую — на свадьбе Арбенин присутствовал, женщина ему понравилась. Может, в этом браке Вадим остепенится? Про дочь, большую уже, с претензиями, так бы и продолжил болтать, но его прервал звонок в дверь.
— Это Санек, теперь все в сборе! — другим, не балабольным тоном сообщил Вадим.
Сашка прилетел из Питера, где находился по делам службы, — уж как смог вырваться, неизвестно.
Только они двое знали и понимали, кого потерял Денис и что сейчас переживает.
Только они.
Похороны прошли помпезно, с размахом, с присутствием известных людей, представителя Министерства культуры, медийных личностей, с пафосными речами над гробом, с «горестными» лицами сыновей, принимавших соболезнования известных людей.
Виктория, в продуманном темном наряде, черном ажурном платке, все тащила Дениса в первые ряды и настаивала, отчитывала шепотом и сердилась, когда он отказался.
Арбенин стоял сзади всех, с двумя пурпурными розами и букетиком фиалок в руке. Михаил Захарович очень любил фиалки, Денис это знал и, обзвонив накануне множество цветочных салонов, нашел.