Мужчина перестал стрелять, включил фонарик и вошел в комнату.
И тут раздался другой голос:
— Да ладно вам, Геннадий Петрович, бросьте вы свою пукалку! Или лучше вас называть Михаилом Ивановичем?
Ни Кнуров, ни Вероника не могли видеть, что там происходит, но, судя по тому, как переместился луч фонарика, Михаил Иванович повернулся на голос.
— Что ж вы, голубчик, в вашем-то возрасте и при вашем служебном положении взялись в кладоискателей играть, девушек милых запугивать? Не солидно как-то! — И тот же голос, резко изменившись из добродушно-пеняющего в беспрекословно-приказной, отчеканил: — Пистолет на пол! Быстро!
Громко грохнул тяжелый пистолет о бетонный пол.
— Руки за спину! На выход! — раздался следующий приказ.
— Тебя не задело? Ты не ушиблась? — спросил тревожно Кнуров.
— Вроде нет. А тебя?
— Нет!
— Ты что, злишься? — удивилась Вероника.
— Да уж!
— Но все же хорошо!
— А если б он в тебя попал?
— Ну не попал же! Да и что со мной могло случиться, ты же рядом!
— Да что угодно — пуля-дура! — возмутился Кнуров.
— Сереж, ты на кого злишься-то?
— На Деда!
Ника не успела спросить, на какого такого Деда, он ответил сам:
— А не надо на меня злиться! Ну, виноваты, замешкались ребята немного. Девушка-то права: ты и сам справился, и обошлось же все!
Сергей, продолжая держать Нику за талию, встал вместе с ней, забыв поставить Веронику на пол.
— Да запросто мог в нее попасть! — ответил он в темноту.
— Ну, все, все, извини! Цела твоя красавица? — задушевно поинтересовался мужчина.
В комнате по-прежнему было темно, фонарик, который отшвырнул Сергей, разбился, в сарае происходили какие-то действия, там мелькали лучи фонарей, но это помещение оставалось в непроглядной тьме.
— Я цела, спасибо! — сказала Ника, не забыв о хороших манерах, и шепотом попросила: — Кнуров, поставь меня на пол.
Он не ответил, на пол ее не поставил, а прижал сильнее к своему боку.
— Так! — обрадовался чему-то голос. — Значит, «поставь на пол»! Очень хорошо! Дайте свет сюда! — крикнул он.
Поскакав по стенам, комнату залили несколько сильных лучей небольших ручных прожекторов.
— Ну-с, посмотрим на ваше наследство, Вероника Андреевна, — сказал Дед.
И Ника, наконец, его рассмотрела — среднего роста, плотный, добродушный, совсем обычный на первый взгляд дядька, но, присмотревшись, поняла, что ой как обманчив этот первый взгляд!
Три человека встали вокруг бетонного уступа, освещая содержимое ящика, Кнурова с Никой, прижимавшего ее к себе одной рукой, за талию, так и не опустив на пол, и стоящего рядом генерала.
Дед взял папку, раскрыл ее, пробежал глазами документ, перевернул, так же быстро пробежал взглядом еще три листка, лежавшие в ней.
— И что там? — спросила Ника.
— К сожалению, не могу вам пока сказать, Вероника Андреевна, — мягким, почти извиняющимся тоном оповестил он.
— Простите, пожалуйста, — в ответ ему тоном пай-девочки обратилась Ника. — Нас не представили, и я не знаю, как вас зовут.
— Федор Ильич, а эти орлы, — он ткнул папочкой в сторону Кнурова, — называют меня Дедом или Генералом. Как вам удобней.
— Федор Ильич, я так поняла, что вы заберете эти документы и я их не увижу?
— Дело в том, Вероника, что эти бумаги являют собой государственную тайну, но я вам обещаю, что вы узнаете их содержание. Сергей, может, поставишь девушку? — усмехнулся Дед.
— Ей и так удобно, — ответил Кнуров, еще не успокоившись от страха за Веронику.
— Простите, Федор Ильич, — обратилась Ника, стараясь при столь странном положении в пространстве сохранить гордую осанку. — Вы действительно генерал?
— Да, генерал-майор ФСБ.
— В таком случае я хотела бы вас попросить. Когда вы изучите эти документы и поймете их значимость и важность, вы и все, кто будет с ними работать, помните, что мой дедушка, брат моей родной бабушки, Былинский Олег Игоревич, сделал все, чтобы сохранить и уберечь эти бумаги от тех, кто хотел использовать их в личных, корыстных целях. Он оберегал их и это золото с войны, надеясь, что наступят времена, когда они смогут принести пользу стране и попадут в надежные руки, пожертвовав для этого своей жизнью, которую ему пришлось прожить под чужим именем, практически нелегально, — выдержав официально-патетический тон, сказала Ника.
— Я об этом знаю, Вероника, преклоняюсь перед вашим дедом и глубоко его уважаю. Вижу, что внучка ему под стать!
— А у меня есть еще один дедушка! Не менее заслуженный и, слава богу, живой, он тоже беглый и немного нелегал, надеюсь, что его за это не будут преследовать власти, — озорно добавила Ника.
— Поверьте мне, вашему дедушке Василию Корнеевичу ничего не угрожает!
— Большое спасибо! — поблагодарила она. — Теперь мы можем отсюда выбраться?
Кнуров отвез Веронику к себе домой, расцеловал и сказал:
— Спи, отдыхай, булькайся в ванной, делай что хочешь, только не вздумай сбежать! Я закончу с Дедом все дела и вернусь! Василию Корнеевичу я все сообщу! — не удержавшись, поцеловал еще раз и ушел.
Ника устроилась на диване в гостиной, укрыла ноги пледом, прилегла на подушку, решила посмотреть новости, взяла в руки пульт и уснула, не успев включить телевизор.
Там ее и нашел Сергей, вернувшись домой поздно ночью.
Она проснулась сразу, как только он присел возле нее на край дивана.
— Ты такой усталый, тебе надо поспать, — сказала она, обнимая его.
— Поспать надо обязательно, но потом! — ответил он, сграбастав ее вместе с пледом с дивана.
— Когда потом? Утром следующего дня?
— Это как получится, может, и утром!
— У тебя что, еще какие-то дела? — не поняла Ника.
— У меня ты!
Заснули они почти что тем самым утром следующего дня, переплетясь ногами и руками, последним осмысленным движением укрыв друг друга одеялом.
Днем, побросав свои работы, мужики приехали к Антону, всем было ужасно интересно узнать подробности дела о наследстве.
Погода баловала, солнце разошлось не по-весеннему, поэтому стол по традиции накрывали на террасе.
Сергей позвонил и сообщил, что они с Никой уже выезжают.
Наталья расставляла тарелки, Дина раскладывала возле них салфетки, ножи и вилки, Василий Корнеевич брал овощи из большой миски, которая стояла рядом с ним на столе, и, порезав, красиво раскладывал на два блюда.