— А его семья вам разве не поможет?
Доктор Маклин знал о том, что Лиз Уиттейкер хотела бы еще иметь детей. Может быть, они просто не одобряли того, что их сын завел ребенка так рано, да еще и вне брака. Верный данному ребятам обещанию, он ни о чем не спрашивал Лиз.
Но Мэрибет была тверда в своем решении:
— Я не хочу, чтобы они мне помогали, не надо вмешивать их в это дело. Мой ребенок имеет право на то, чтобы его растили настоящие родители, он должен иметь полноценную семью. Как я смогу воспитывать его и одновременно заниматься? На что я буду его кормить? Мои родители меня даже на порог не пустят, если я заявлюсь к ним с ребенком на руках.
На глазах у нее выступили слезы; доктор с сочувствием коснулся руки девочки. Она была слишком молода, чтобы выдержать такие испытания.
Тут вернулся Томми за своей подружкой.
— Я подумаю над этим, — пообещал доктор Маклин и велел Томми уложить ее на пару дней в постель. Никакой работы, никаких развлечений, никакого секса, никаких коньков.
— Хорошо, сэр, — сказал он, поддерживая свою подругу, чтобы она не поскользнулась на обледеневших ступеньках, которые вели в кабину.
На обратном пути Томми спросил ее, о чем она говорила с доктором. Когда он вернулся за ними, они оба выглядели очень серьезными.
— Он пообещал помочь найти родителей для ребенка, — сказала Мэрибет и запнулась, заметив, что он везет ее не к ней домой. — Слушай, а куда мы едем? — с беспокойством спросила она.
Мэрибет снова расстроилась после разговора с доктором Маклином. Отказаться от ребенка было не так-то просто, хотя она и понимала, что это был единственный разумный выход из положения. Мэрибет уже осознала, что расставание с малышом будет очень болезненным, и это пугало ее не меньше, чем предстоящие роды.
— Я позвонил маме, — объяснил тем временем Томми. — Доктор сказал, что ты можешь вставать только к столу. В остальное время ты должна лежать в постели. И я попросил маму, чтобы она разрешила тебе провести эти выходные у нас.
— Нет, Томми… зачем ты это… я не могу… где я буду…
Мэрибет совершенно растерялась, не желая навязываться его родителям, но Лиз Уиттейкер приняла эту ситуацию довольно спокойно и ни секунды не колебалась. Она только пришла в ужас от той глупости, которую совершили легкомысленные дети.
— Все будет хорошо, Мэрибет, — спокойно сказал Томми. — Мама сказала, что ты можешь спать в комнате Энни.
При этих словах голос его слегка дрогнул.
В течение одиннадцати месяцев в эту комнату никто не заходил, но сейчас мама сама предложила это, приготовив постель для Мэрибет к их приезду. Девочку ждали свежие простыни и чашка горячего шоколада.
— Как ты себя чувствуешь, детка? — с беспокойством спросила Лиз, когда Мэрибет неуклюже выбралась из фургона.
Самой Лиз в свое время пришлось пережить несколько выкидышей, и она не хотела, чтобы то же самое произошло с Мэрибет, особенно на этой стадии.
— Как же тебе в голову пришла такая глупость? Слава Богу, она хоть ребенка не потеряла, — обратилась она уже к Томми.
Долго сердиться на них было нельзя, они оба были еще так молоды, а теперь, когда она накинулась на них с упреками, выглядели вообще напроказившими детьми.
Лиз дала ей одну из своих ночных рубашек и уложила в узкую постель Энни. Мэрибет почувствовала себя вдруг маленькой девочкой.
Ее ярко-рыжие волосы рассыпались по подушке, и все куклы Энни внимательно смотрели на нее.
Мэрибет проспала несколько часов, пока Лиз не пришла проверить ее и не провела рукой по ее щеке, чтобы убедиться в том, что температура не поднялась. Лиз сама позвонила доктору Маклину, и он уверил ее в том, что ребенок не пострадал.
— Они еще такие юные, — с улыбкой сказал доктор.
Он обмолвился также, что ему очень не нравится решение Мэрибет отказаться от ребенка, но не стал развивать эту тему. Ему не хотелось, чтобы Лиз думала, что он вмешивается в их дела.
— Она хорошая девочка, — со значением произнес он в конце их беседы, и Лиз согласилась с ним.
Снова придя проведать свою подопечную, она обнаружила, что та только что проснулась и почти не жалуется на головную боль. Однако Мэрибет чувствовала себя виноватой оттого, что нарушила уединение этой комнаты. Меньше всего на свете ей хотелось расстраивать этих добрых людей и доставлять им лишние хлопоты.
Лиз была удивлена тем, как хорошо и спокойно ей было в комнате Энни, как приятно снова сидеть на этой кровати, глядя в огромные зеленые глаза Мэрибет.
Казалось, только сейчас Лиз поняла, что со смертью дочери жизнь не остановилась — она продолжается.
— Как ты себя чувствуешь? — шепотом спросила ее Лиз.
Мэрибет проспала почти три часа, в то время как Томми, оставив ее на попечение мамы, отправился играть в хоккей.
— Тело немножко ноет, и трудно двигаться, но вообще-то мне гораздо лучше. Я так испугалась, когда упала. Я думала, что ребенок погибнет, потому что он некоторое время не шевелился… а Томми начал обвинять меня… что я это нарочно… в общем, это было ужасно.
— Он просто испугался, — ласково улыбнулась Лиз, — как, впрочем, и ты. Ну ничего, теперь тебе осталось ждать совсем недолго.
Доктор Маклин сказал, что всего шесть-семь недель.
Лиз с теплом и нежностью смотрела на Мэрибет. Такая юная девушка вряд ли могла справиться с необходимостью заботиться о другом человеке, растущем у нее в животе.
— Меня ожидание детей приводило в восторг, — задумчиво продолжала Лиз, — я так тщательно все готовила…
Она внезапно замолчала и посмотрела на Мэрибет печальным взглядом, понимая, что в этом случае все будет совсем иначе.
— Прости меня, — сказала она со слезами на глазах, но Мэрибет улыбнулась и легко коснулась ее руки.
— Ничего… спасибо, что вы позволили мне побыть здесь. Мне нравится эта комната… как странно, мы ни разу не встречались с Энни, но я ее очень люблю. Она иногда мне снится, и потом, Томми так много рассказывает про нее…
Мне всегда кажется, что она здесь, рядом… в наших сердцах…
Мэрибет боялась огорчить Лиз своими словами, но та только печально улыбнулась и кивнула.
— Я чувствую то же самое. Она всегда рядом со мной.
В последнее время Лиз чувствовала себя гораздо более спокойной — и Джон тоже. Может быть, они наконец-то начали выбираться из этого ада. Может быть, они смогут как-то жить дальше.
— Томми мне рассказывал о твоей теории… о людях, которые проходят через нашу жизнь, чтобы одарить нас чем-нибудь. Знаешь, мне это нравится. Энни была с нами так недолго… теперь мне кажется, что эти пять лет пролетели слишком быстро, но это был такой подарок для всех нас… Я рада, что она у меня была. Она столькому меня научила… смеяться, любить, делать подарки.