— Я об этом и говорю, — тихо отозвалась Мэрибет, и две женщины крепко сжали друг другу руки. — Она действительно многому вас научила… и она даже меня научила, как обращаться с Томми, хотя я ее совсем не знала…
Мой ребенок меня тоже многому научит, я уверена… хотя он будет со мной всего несколько дней… или несколько часов, — продолжала она со слезами в голосе. — И я хочу дать своему ребенку самый лучший дар — людей, которые будут его любить.
Мэрибет закрыла глаза, и по щекам ее покатились слезы. Лиз наклонилась и поцеловала девушку в лоб.
— Так и будет. А теперь постарайся еще немного поспать… вы оба в этом нуждаетесь.
Мэрибет кивнула, не в силах произнести больше ни слова, и Лиз тихо вышла из комнаты. Она понимала, что Мэрибет предстоит время тяжелых испытаний — но и великих даров, и великих приобретений.
Томми пришел домой еще до того, как стемнело, и с порога спросил о самочувствии Мэрибет. Лиз успокоила его:
— Она чувствует себя хорошо и спит.
Томми заглянул к ней в комнату и умилился увиденной картине: спящая Мэрибет держала в руках одну из кукол Энни и напоминала маленькую девочку.
Он вышел на кухню, неожиданно чувствуя себя взрослым, и странным взглядом посмотрел на свою мать.
— Ты очень любишь ее, сынок?
— В один прекрасный день я женюсь на ней, мама, — уверенно ответил он.
— Не надо пока строить таких планов. Ни ты, ни она не знаете, как распорядится жизнь.
— Я ее из-под земли достану. Я не отпущу ее. Знаешь, я так люблю ее… и ребенка, — закончил он тоном человека, принявшего решение.
— Ей будет очень трудно отказаться от него, — промолвила Лиз.
Она беспокоилась за них обоих — слишком уж серьезное бремя взвалили они на свои хрупкие плечи: Мэрибет — случайно, Томми — по доброте душевной.
— Я знаю, мама, — просто ответил он.
Когда Мэрибет осторожно спустилась из комнаты Энни к обеду, Томми сидел за кухонным столом и занимался.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он с улыбкой.
Она выглядела посвежевшей и очень красивой.
— Как будто я целую неделю ничего не делала.
Мэрибет виноватым взглядом посмотрела на его мать, заканчивавшую приготовления к обеду. Лиз в последнее время снова взялась за готовку, и даже Томми это очень нравилось.
— Садитесь, молодая леди. Вам совершенно не обязательно участвовать в происходящем. Вы же слышали, что вам рекомендовал доктор — постель или в крайнем случае кресло. Томми, усади, пожалуйста, свою подругу.
И не забудь, что завтра тебе не стоит брать ее с собой на каток.
Они оба виновато заулыбались, как нашкодившие дети, и взяли по куску только что испеченного шоколадного торта.
Лиз была рада тому, что в доме опять звучали молодые голоса. Здорово, что Томми привел эту девочку, хотя ей было несколько странно наблюдать за ней — Мэрибет напоминала ей о том, что она никогда не увидит свою Энни повзрослевшей. Однако и ей, и Джону нравилось общество Мэрибет.
Когда Джон вернулся с неурочной субботней работы, он был приятно удивлен, застав всю компанию на кухне.
— Что тут происходит? Что-то празднуете? — громко спросил он, внутренне порадовавшись уютной атмосфере, царившей в еще недавно столь унылой кухне его дома.
— Нет, просто хорошая взбучка. Томми сегодня попытался убить Мэрибет, предложив ей покататься на коньках.
— Господи помилуй… но почему не футбол? — Джон посмотрел на своего сына, словно желая лишний раз напомнить о том, как они оба молоды.
Но Томми выдержал его взгляд.
— В футбол мы поиграем завтра, папа.
После хоккея.
— Замечательный план. — Джон усмехнулся, поняв с облегчением, что ничего серьезного не произошло.
После обеда они стали играть в шарады и в скрэбл. У Мэрибет получилось два слова из семи букв, и она была бесспорным лидером.
Немного позже Лиз сообщила ей о том, что их затея со сдачей экзаменов экстерном, похоже, воплотится. Если Мэрибет в конце года сдаст четыре экзамена, ей не только зачтут последний год учебы в средней школе, но и целый семестр в старшем классе. Ее успехи были намного выше среднего уровня, и после успешной сдачи экзаменов до выпуска ей останется только один семестр.
— Ты выиграла, детка, — поздравила ее Лиз, гордясь ею так, будто она была одной из ее учениц.
— Нет, это не я, — возразила Мэрибет, — а вы. Я вам так благодарна…
Она вся светилась от радости и не преминула с победным видом напомнить Томми о том, что теперь она старшеклассница.
— Ладно-ладно, не задавайся. Знаешь, моя мама запросто тебя завалит, если захочет. Она старшеклассникам спуску не дает.
В этот вечер у всех было прекрасное настроение. Даже беспокойное поведение ребенка, который словно мстил матери за падение, толкаясь в ее животе с удвоенной энергией, так, что это было видно всем окружающим, не могло отразиться на приподнятом состоянии Мэрибет.
— По-моему, он на тебя рассердился, — сказал Томми позже, сидя на кровати Мэрибет и ощущая сильные толчки малыша. — Еще бы.
Знаешь, я просто дурак… Прости меня…
— Да ничего, мне даже понравилось, — улыбнулась Мэрибет.
Она была все еще под впечатлением от того, что у нее все так удачно складывается в школе.
— Это много для тебя значит, правда?
Я имею в виду школу, — спросил Томми.
Они поговорили об учебе, о том, что она вернется в свою родную школу уже в другом статусе, и Томми внимательно наблюдал за ее лицом.
— Я хочу вернуться, чтобы закончить школу, а потом уеду как можно скорее. Даже полгода покажутся мне вечностью.
— А ты приедешь сюда? — с надеждой спросил Томми. Ему было больно думать о том, что она уедет.
— Конечно, — не слишком уверенно сказала она. — Я попробую. Ты ведь тоже можешь ко мне приехать.
Впрочем, они оба догадывались, что ее отец будет не слишком-то доволен его визитом и не будет с ним так приветлив, как его родители были с ней. Подобно Томми, они просто влюбились в Мэрибет. И теперь могли понять, почему она так нравилась их сыну.
— Может быть, я приеду на следующее лето, перед тем как поехать в Чикаго.
— Почему в Чикаго? — расстроенно спросил он, думая о том, как быстро пролетит это лето. — Почему ты не хочешь поступить в колледж здесь?
— Я попробую, — уступила она, — я посмотрю, смогу ли я пройти конкурс.