Ребенок должен был родиться сразу после Рождества, и Мэрибет собиралась уволиться пятнадцатого декабря. Уиттейкеры пригласили ее пожить у них до родов. Лиз сказала, что она не должна оставаться одна в последние дни перед родами, и заверила ее в том, что она на самом деле хочет, чтобы Мэрибет провела с ними все это время.
Мэрибет была очень тронута ее добротой, и ей действительно хотелось пожить в этой необыкновенной семье. Она очень боялась приближающихся родов; кроме того, живя в доме Лиз, она могла рассчитывать на ее помощь в занятиях, не говоря уже о том, что она все время была бы рядом с Томми.
Это решение казалось ей идеальным, и Лиз убедила Джона в том, что, разрешив Мэрибет пожить у них, они не только доставят Томми удовольствие, но им самим станет спокойнее, если она будет у них на глазах.
— Кроме того, после родов ей особенно будет нужна поддержка, — объяснила ему Лиз. — Представляешь, как ей будет тяжело после того, как она отдаст ребенка.
Лиз прекрасно представляла себе, как это больно. Потеряв собственное дитя, она слишком хорошо понимала, чего будет стоить Мэрибет отказ от младенца, которого она так долго носила в себе. Душевная боль будет очень сильной, и Лиз хотелось в этот момент находиться рядом.
Сама не замечая, она очень полюбила Мэрибет, и благодаря их совместным занятиям связь между ними становилась все крепче. Мэрибет была очень сообразительной и не жалела сил для того, чтобы расширить свои познания. Больше всего на свете ей хотелось получить образование. Это была ее единственная надежда на будущее.
В ресторане все очень расстроились, когда узнали, что Мэрибет уходит. Но все понимали, что это вынужденная мера. Она говорила всем, что возвращается к себе домой, чтобы родить ребенка там, но о том, что она на самом деле не была замужем и не собирается воспитывать ребенка, никто не знал.
В последний день ее работы Джулия устроила небольшую вечеринку, на которую почти все сотрудники ресторана принесли подарки для ребенка. Мэрибет получила пинетки, связанный одной из официанток свитер, розово-голубую простынку с маленькими уточками, плюшевого мишку, игрушки, пачку бумажных подгузников от одного из работавших в ресторане парней и детский стульчик от Джимми.
Мэрибет смотрела на все эти симпатичные мелочи, и чувство благодарности переполняло ее. Их щедрость и доброта разрывали ей сердце — ведь никто не знал о том, что кто-то другой будет одевать ребенка во все эти милые вещички.
Только сейчас Мэрибет с особой четкостью поняла, что значит отказаться от ребенка. Из-за всего этого ее дитя стало для нее таким реальным, каким никогда раньше не было. У него теперь были костюмчики, носочки, чепчики и пеленки, плюшевый мишка и высокий стульчик.
У него не было только мамы и папы, и, когда Мэрибет в этот день вернулась домой, она сразу же позвонила доктору Маклину и спросила его, удалось ли ему подыскать для ее ребенка родителей.
— У меня есть на примете три пары, — осторожно сказал он, — но я не уверен в том, что хоть одна из них нам подойдет. Один мужчина признался мне, что любит выпить, и я не хочу отдавать им твоего ребенка. Другая моя пациентка только что забеременела сама. А третья семья вряд ли захочет кого-то усыновить. Правда, я с ними еще не разговаривал. У нас же еще есть время.
— Только две недели, доктор Маклин, всего две недели…
Ей не хотелось отдавать ребенка после того, как она вернется из роддома. Мэрибет знала, что это будет мучительно. А принести его к Уиттейкерам было невозможно. Она не могла так злоупотреблять их гостеприимством.
— Мы что-нибудь придумаем, Мэрибет.
Обещаю тебе. А если мы ничего не найдем, ты сможешь на пару недель оставить ребенка в роддоме. Не волнуйся, мы подыщем ему родителей. Ведь мы же хотим, чтобы это были достойные люди, правда?
Мэрибет согласилась с доктором, но высокий стульчик в углу ее комнаты внезапно показался ей зловещим. Ее коллеги заставили ее пообещать позвонить им и сказать, кто у нее родился — мальчик или девочка, и она сказала, что обязательно позвонит. И сознание того, что она лжет, сделало прощание с ними — особенно с Джулией — невыносимым.
— Береги себя, слышишь! — с наигранной строгостью сказала Джулия. — По-моему, тебе все-таки надо выйти замуж за Томми.
После того как она ушла, все официантки пришли к выводу, что скорее всего она так и сделает, когда родит ребенка.
И доктор Маклин, положив трубку, подумал о том же. Ему не хотелось помогать ей пристраивать ребенка — он понимал, что и она, и Томми когда-нибудь об этом пожалеют.
Он даже подумывал о том, чтобы обсудить все это с Лиз и выяснить, как она относится ко всей этой ситуации, особенно если молодые люди действительно тверды в своем намерении отказаться от ребенка, но он не был уверен в том, что Томми и Мэрибет одобрят его разговор с Уиттейкерами. Положение было очень щекотливым.
Но сейчас он уловил явную тревогу Мэрибет. Ясно, что она хочет какой-то определенности, и он пообещал ей и себе, что предпримет активные поиски приемных родителей.
На следующий день после того, как Мэрибет уволилась из ресторана, Томми помог ей перевезти ее вещи в комнату Энни.
Подаренные ей детские вещички она сложила в коробки и отнесла в гараж, сказав, что потом отправит их приемным родителям. Ей по-прежнему было тяжело просто смотреть на них — она начинала сомневаться в принятом решении.
В субботу утром Лиз сказала им, что они с Джоном уезжают до завтра. Джону нужно было наведаться в некоторые магазины, расположенные на границе штата, и вернуться они собирались только в воскресенье. Им было немного страшновато оставлять Мэрибет и Томми одних; они долго обсуждали этот вопрос, но пришли к выводу, что им можно доверять.
Томми и Мэрибет были благодарны им за возможность побыть наедине и полны благих намерений вести себя хорошо и оправдать доверие родителей. Впрочем, у Мэрибет был такой огромный живот, что никакого серьезного искушения возникнуть и не могло.
В субботу днем они отправились за подарками к Рождеству.
Для Лиз Мэрибет купила небольшую брошку с камеей. Брошка была дорогая, но очень красивая и вполне в стиле Лиз; Джону она купила специальную трубку с крышечкой, защищающей от ветра.
Бродя вдоль прилавков, она постоянно натыкалась на детские вещи, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы ничего из них не купить.
— Почему ты не хочешь подарить ему что-нибудь? Мишку, маленький медальон, например? — спросил Томми.
Может быть, этот подарок как-то поможет ей искупить свою вину перед ребенком, думал Томми, и она таким образом словно даст ему свое благословение перед тем, как отправить его к приемным родителям.
Однако Мэрибет со слезами на глазах покачала головой. Ей не хотелось, чтобы ребенок имел при себе какое-то напоминание о ней.