– Гаршин Иван Иванович, – прочел он.
– Это не поддельный документ, – разочаровал его Тим. – Просто в порядке исключения господину Гершовичу в редакционное удостоверение вписали псевдоним без указания настоящей фамилии. Уникальный случай. За особые заслуги перед Родиной.
– Хватит паясничать! – попросил Гаршин.
– Мне тоже сделать вид, что я вас не помню? – учтиво поинтересовался Тим. – Или, может, мне представиться, чтобы облегчить процесс идентификации? Между прочим, если бы вы были честнее в свое время, я бы успел вам долечить язву. А теперь, я вижу, она вас беспокоит.
Гаршин заскрипел зубами.
– Чего вы хотите? – спросил он.
– Сержант, будьте любезны, верните посетителю его документы, – сказал Тим. – И пропуск тоже. Спасибо. Пошли, Иван Иваныч, поболтаем.
Тим повернулся и двинулся к чистой от снега лавочке метрах в тридцати от КПП. Мастер последовал за ним, постепенно успокаиваясь. Он уже все для себя выяснил, а сводить с Гаршиным старые полузабытые счеты казалось глупым. Но Тим, видимо, так не считал. Гаршин понуро шаркал ногами сзади.
Тим с размаху уселся на скамейку, и Мастер, садясь рядом, отметил, что тонкое и легкое на вид черное одеяние отлично защищает его от десятиградусного мороза. Или Тим греется каким-то внутренним теплом?
Гаршин остался стоять. Вот ему-то явно было холодно.
– Ну что, Гершович, как теперь платят на Лубянке за врагов народа? Поштучно? – спросил Тим.
Гаршин разглядывал снег под ногами.
– Я тебя не понимаю, – пробормотал он сдавленным голосом. – При чем здесь я?
– Ты – паук, – сказал Тим.
– Нет!
– Ты – паук, – повторил Тим. – Причем ты не просто стукач дешевый, а самый настоящий штатный сотрудник. Тебя мой отец спалил. Я у него все про тебя выяснил.
Мастер слушал Тима, внутренне содрогаясь. Десять лет назад пауками сенсы называли сотрудников КГБ.
– Да нет же! – воскликнул Гаршин. – То есть да, но… Я в отставке. По здоровью…
– Мелкий паучишка, – сказал Тим почти жалостливо. – Сколько ты судеб загубил! И, главное, свою тоже. Ты помогал гадам плести большие сети, но никогда не знал, для чего они. Ты тоже попался. Тебя прожевали и выплюнули. И ты даже не понял толком, в чем участвовал!
Гаршин, казалось, готов был на месте провалиться. Но и уйти он тоже не решался.
– Когда тебе приказали зарезать расследование по «Программе «Зомби», ты ни о чем не задумался? – спросил Тим.
– Но ее же не было! – почти вскричал Гаршин.
– Угу, – кивнул Тим. – Щас!
– Ты ведь ничего особенного не нашел тогда… – сбавил тон Гаршин. – И ребята… Вот тебе Витя может подтвердить…
– Это больше не Витя, друг мой. Позвольте вам представить: его зовут Мастер, он охотник на зомби. Только не на тех несчастных, которых штамповал ГБ, а на самых настоящих. По ночам Москва ими буквально кишит. У Мастера в подчинении куча народу, и их работа – часть большой государственной программы. Соображаешь, ты, хрен с бугра?
Лицо Гаршина постепенно серело. Он сделал пару неуверенных шагов и осторожно присел на краешек скамьи, подальше от Тима.
– Расскажи ему, – попросил Тим Мастера.
– Зачем? – удивился Мастер.
– Он не нарочно записался в пауки. У него была плохая анкета, и его заставили. И он действительно в отставке. Его уже давно не трогали. Пусть хоть узнает, каких мерзавцев прикрывал.
Гаршин покосился на Тима, и Мастер по этому взгляду понял: он нас засыпет. Не настучит, а просто кинется выяснять и разбираться, и из него тут же вытянут источник. «Тим не может этого не понимать. Зачем ему это нужно?»
Костенко словно прочел мысли Мастера. И легонько погладил его по голове невидимым мягким щупальцем.
– Давай-давай, – улыбнулся он. – Trust me.
Мастер вздохнул. Когда-то мэтр Гаршин организовал против него форменную травлю. Интересно, с молодым журналистом Костенко он так же поступил? Сначала выставил на посмешище, а потом, чтобы выглядеть чистеньким, объявил шизофреником? Бедный мальчик ни в чем не виноват, он просто болен. Не нужно издеваться, пожалейте его. Ну и что? Теперь я – Мастер, а он – просто еще один кандидат в твари. И я слабых не трогаю.
– Ладно, слушай, – сказал Мастер Гаршину. – Слушай и запоминай. Все мои выкладки по «Программе «Зомби» ты должен помнить. Помнишь?
Гаршин кивнул. Мастер закурил. «Все-таки хорошо, что между нами сидит Тим. Руки так и чешутся».
– «Программа» потерпела неудачу, – начал Мастер. – Как система подавления она работала, а как система управления – нет. Оказалось, что свести человека в могилу психотроника может и свести с ума тоже может, а вот надолго подчинить его чужой воле не получается. Психика зомбированного человека слишком быстро изнашивалась, он просто через год-другой трогался рассудком и уже никакому воздействию, кроме как таблетками и уколами, не поддавался. Оказалось, что военное применение у психотроники есть, а полицейского и шпионского – почти нет.
– А меня зовут Стальное Сердце, – мечтательно произнес Тим, разглядывая облака. Гаршин от этого заявления поежился.
– До момента смены власти в стране «Программа» еще финансировалась, – продолжал Мастер. – По инерции. Но, когда пришли новые люди, она распалась. Все научное руководство свалило за рубеж. Часть аппаратуры была уничтожена, и почти вся документация тоже пропала. Но кое-какие мощности сохранились, и остался вспомогательный персонал, который отвечал непосредственно за технику. Жрать этим людям было нечего, никому они были не нужны. И какому-то умнику из их числа пришла в голову блестящая идея. Есть аппаратурный комплекс, способный воздействовать на массовое сознание. Почему бы его не обратить на службу новой власти? В самых гуманных целях. Догадываешься, о чем речь?
Гаршин снова поежился. Мастер не мог понять по его виду, верит Гаршин рассказу или нет. «Скорее всего он сейчас в бешеном темпе сравнивает известные ему данные с тем, что слышит. Гаршин всегда быстро схватывал, нужно отдать ему должное. Он просто обязан мне поверить».
– Больше всего Кремль боялся массовых беспорядков в столице. И вообще, Москва – это миллионы избирателей. Ну, и подсуетилась какая-то сволочь, подбросила администрации Президента блестящую идею… Мол, поможем населению пережить тяжелые времена. Снизим народу «критику», чтобы ему перемены не так глаза резали… Как нарочно, в Москве стояла наиболее мощная аппаратура. Они отладили эту установку, насколько могли, перенастроили ее, опять-таки насколько это у них получилось, – и запустили на всю катушку, после чего в городе сохранили активность только очень сильные личности и, разумеется, люди с подвижной психикой. А остальным стало на все наплевать. Правительственные кризисы, скачки инфляции, громкие разоблачения – все по фигу. Просто идеальный народ. Люди-куклы. Конечно, напряжение у них копится потихоньку, и рано или поздно они сорвутся. Но это ерунда. Люди продержатся еще лет двадцать. Только вот к этому времени их всех съедят.