– В общих чертах, – кивнула Вероника, решив не уточнять, как маменька планирует устраивать жизнь, если у них поселится еще и веселый парень из общаги. Или она решила выпихнуть в эту общагу родную кровиночку?
– Будешь знакомиться? – прервала ее сомнения родительница.
– Ну давай, попробую. Только позднее. Пока я не готова.
* * *
К знакомству дочери с Мишей Светлана Петровна подошла тщательно и продуманно.
За обедом сама подсела к Романову и начала вести пространные беседы, изобиловавшие плохо завуалированными намеками и аллегориями.
– Сейчас молодежь больно самостоятельная пошла, – разглагольствовала Донецкая, манерно отщипывая от булочки и сверля собеседника тяжелым взглядом. – Старших не слушают, все по-своему делают. В институты поступают, не спросив совета. Работу выбирают такую, что потом бедным родителям их всю жизнь содержать приходится.
Было совершенно непонятно, то ли поддержать разговор с точки зрения положительного представителя молодежи, то ли примазаться к Донецкой и с высоты опыта старшего поколения костерить нахальный молодняк.
– А у меня Вероникочка не такая, – журчала Светлана Петровна. – Наивная, чистая. Я ее воспитала, всю жизнь, всю душу в нее вложила. Доверчивая, как ребенок. Таких сейчас нет. Тургеневская барышня. Блоковская Незнакомка. И кому я такой оранжерейный цветок доверить смогу? Разве мужики сейчас такое сокровище в состоянии оценить?
Теперь получалось, что Мише нужно и от мужиков как-то отделиться, и изобразить то ли особу королевских кровей, что при его рязанской физиономии было бы верхом идиотизма, то ли средневекового менестреля, готового тревожить избранницу лишь виршами собственного сочинения, не претендуя на большее.
– Вот если, например, она влюбится, я противиться не стану. Любовь – дело святое. Но жить будет у мужа. Хоть он олигарх при личном доме, хоть дворник в каморке под лестницей, хоть гастарбайтер в вагончике. Уж сама – так сама, – внезапно начала противоречить себе Донецкая.
Миша так и не понял, к чему именно стремилась Светлана Петровна: отпугнуть его или заинтересовать. По факту он очень даже заинтересовался, а испугаться было никогда не поздно.
Из многословного выступления Донецкой следовало, что приглянувшаяся ему русалка предпочитает мужчин в костюмах, читающих наизусть поэтов Серебряного века, поющих под балконами и не претендующих на интим. Этого списка было вполне достаточно для того, чтобы потерять интерес к даме окончательно и бесповоротно. Но, поскольку речь шла не о даме вообще, а о конкретной дочке конкретной начальницы и заявка на ухаживания уже была сделана, отступать было поздно.
В назначенный день Михаил притопал на работу в костюме с галстуком и с мешками под глазами. Полночи он учил Бальмонта и Блока и, как человек, страшно далекий от литературы, проникся острой неприязнью к объекту ухаживаний, доставившему ему столько неудобств.
Женская часть отдела шушукалась и косилась на мрачного инженера, гадая: на свадьбу тот так вырядился или помер кто. К вечеру Миша остыл и в самом конце рабочего дня даже начал радоваться предстоящему приключению.
«Приключение», не предупрежденное маменькой, маячило у проходной. Еще утром Светлана Петровна безапелляционным тоном заявила, что вечером планирует пройтись с Вероникой по магазинам, поэтому дочери велено прибыть ровно к шести принаряженной и накрашенной.
– Не вздумай притопать в джинсах и тапочках на босу ногу, – строго предупредила мама. – Я не хочу, чтобы ты меня позорила. Хоть раз сделай матери приятное. Девушка должна ходить на каблучках. Каблук, чтобы ты знала, удлиняет ногу и стройнит. Правда, тебя удлинять и стройнить уже некуда. Но все равно – каблук чтобы был!
Маменька отчего-то вдруг решила, что раз уж дочурка непременно хочет встретить свою судьбу, а не брать то, что ей пихают в руки, то почему бы не организовать эту встречу. Пусть все произойдет спонтанно.
Но чтобы эксперимент не сорвался, Михаила она все же предупредила.
Вероника, которая собиралась с Ларисой на выставку, была от идеи не в восторге. Магазины она не любила. А походы туда с мамой – вдвойне. Светлана Петровна вела себя там так, словно вывела на прогулку дебила-переростка. Она демонстративно сокрушалась по поводу отсутствия у дочки вкуса, женского начала, утонченности и прочих дамских признаков, кроме половых. Родительница апеллировала к продавцам, которые ей старательно сочувствовали, пытаясь обрядить приведенное недоразумение в соответствии с модными тенденциями. Разумеется, они всегда чуяли, у кого в этом тандеме кошелек!
Раздраженная предстоящим мероприятием, Ника приложила максимум усилий, чтобы перевыполнить требования родительницы. Она заявилась на фабрику в блузке с рюшами и люрексом, как любила Светлана Петровна. Волосы распустила, лицо щедро намазюкала маминой косметикой, а маменька предпочитала яркие цвета, поэтому Ника выглядела как индеец, ступивший на тропу войны. Образ довершали босоножки на каблуке и платформе. Со стразиками. На попу она натянула крошечные шортики. Мама всегда говорила, что нога должна быть видна по максимуму. С трудом доковыляв до места встречи, Вероника тоскливо посмотрела на закрытую мамину машину и пожалела, что так глупо и по-детски решила отомстить. Ноги болели ужасно. Хотелось плюхнуться в прохладный салон и ехать домой. Мысль о беготне по бутикам была невыносима.
Она навалилась на перила и периодически переносила центр тяжести справа налево, ожидая, что колени вот-вот окончательно подогнутся. Шорты и босоножки рассыпали солнечных зайчиков, которые метались при малейшем Вероникином движении. Стразы сияли в солнечных лучах бриллиантовым свечением. Мужики сворачивали шеи и одобрительно цокали языками. Судя по тому, что по дороге к фабрике и на ступенях проходной Веронику уже несколько раз пытались снять, мама была абсолютно права: мужчины видят только обертку, и чем громче она шуршит, блестит и открывает, тем привлекательнее кажется содержимое. В обычной одежде Вероника подобным вниманием никогда не пользовалась. Представители противоположного пола смотрели мимо, сквозь или поверх, но никогда не замечали саму Веронику, словно она была невидимкой. И надо же: стоило лишь нарядиться, как пэтэушнице, впервые отправившейся из колхоза в большой город на дискотеку, как кавалеры налетели, будто бродячие собаки на колбасу. А ведь где-то бродил тот единственный, который ждал лишь ее. Ее половинка. Ее любовь…
– Девушка, скучаете? – раздалось над ухом.
Вырванная из мира грез и фантазий Вероника вздрогнула и выронила изо рта мятную конфетку. Конфетка ускакала куда-то за лестницу, оставив после себя лишь слабый вкус ментола и легкое сожаление о потере.
«Мамадарагая!» – Миша был в шоке. Мало того что красотка с фото походила на эту размалеванную матрешку, как Валуев на Аршавина, так у нее еще и зубы вываливаются прямо на ходу! Ножки, правда, ничего… Но одета как путана, причем дешевая. Какой тут Серебряный век?!
Две девицы из отдела прошагали мимо, чеканя шаг не хуже почетного караула у Мавзолея. Судя по злорадному хихиканью, они были уверены, что холостой Миша для женского общества еще не потерян, посколку это чучело было неконкурентоспособно.