«А трепался, что будет целоваться», – неожиданно расстроилась она.
Внятного отношения к Алексею и к его возможным поцелуям у нее не сформировалось, но все равно было немного обидно, что никто не покусился на брошенную невесту.
Мысли о том, что она еще недавно была невестой, основательно подпортили настроение.
– Что там такого могло случиться, что он почти два месяца позвонить не может. – Лера разозлилась и пнула вешалку. Конструкция, не ожидавшая нападения, качнулась в раздумьях, после чего накрыла Леру ворохом одежды.
– Все из-за него! И родителей обманула, – бормотала страдалица, развешивая вещи, и вдруг замерла.
Когда она проговорилась про деньги, то так испугалась, что не сразу обратила внимание на реакцию Алексея. Что-то такое он странное сказал… Что же именно?
Глупо гадать, если можно спросить.
Недолго думая, Лера набрала его номер.
– Уже соскучилась? – обрадовался Леша и предложил: – Я не так далеко отъехал. Могу за тобой вернуться.
– Где Виктор? Ты что-то знаешь? – перебила его Лера.
– Ничего я не знаю.
– Врешь.
– Вру. Тебе зачем подробности? Спи спокойно.
– Значит, подробности все же есть? – насела Лера. – Говори. Я не отстану.
– Он у тебя деньги брал?
– Брал, – упавшим голосом подтвердила Лера. Ей отчего-то резко расхотелось допрашивать Алексея. Внутренний голос настойчиво бубнил аксиому «меньше знаешь – крепче спишь».
– Сказал, что вернет?
– Сказал.
– Жениться обещал?
– Обещал.
– Звонил?
– Нет.
– Деньги вернул?
– Нет.
– А лет тебе сколько? – Леша скорбно вздохнул. – Ты же вроде бухгалтером работаешь, Юлька говорила. Дальше продолжать или сама догадаешься?
– С ним что-то случилось, – упрямо всхлипнула Лера.
– Это с тобой что-то случилось. Много хоть взял-то на этот раз?
– Что значит «на этот раз»? – охнула она, твердо зная, что и этот ответ слышать не хочет.
– Ничего, оговорился, – смешался Леша. – Лер, ты понимаешь, у него детство было трудное. На самом деле. Рассказывал небось?
– Да. – Отчего-то даже плакать не хотелось. Зато хотелось стукнуть себя по голове чем-нибудь тяжелым. Расскажи ей кто-нибудь похожую историю про постороннего человека, Лера первой бы жестоко посмеялась, назвала пострадавшую дурой, клушей и посчитала бы, что так и надо учить идиоток. Какое «замечательное» приключение – самой оказаться на месте такой идиотки.
– Так вот это как раз чистая правда. Жутко они с бабкой жили. Я эту кикимору до сих пор помню. Мы в одном дворе росли. Знаешь, в семье не без урода, в доме не без алкаша. В каждом доме есть такая легендарная фигура. Так вот у нас это была Витькина бабка. Тебе не понять, ты на всем готовом росла, а он каждый кусок зубами у других вырывал.
– У тебя тоже?
– Тоже, – односложно буркнул Леша.
– Вы же друзьями были.
– Мы и остались. Я его понимаю. Ты еще заработаешь, а ему никак.
– Но он же работал, получал прилично. И квартира…
– Липа это все. Не было никакой работы. А на квартиру – да, заработал. Теперь ты сама знаешь, как именно. Пучок наивных дурех – и жилплощадь в мегаполисе. Ты прости его и зла не держи, ладно? Я тебя очень прошу. Не заявляй на него в милицию.
– Да я и не собиралась, – опешила Лера, пытаясь дышать ровно и унять головокружение. На нее столько всего сразу свалилось, что эмоции словно придавило бетонной плитой: вроде и бьются где-то в судорогах, да не увидеть, не почувствовать…
– Вот и дальше не собирайся. Так что, вернуться за тобой? Раз на отвлеченные темы не хочешь общаться, можешь меня допросить по Витьке. Я, знаешь ли, вдруг понял, что на все готов, лишь бы за тобой приехать. Ну, как?
– Никак. Спокойной ночи.
– И тебе того же, – вздохнул Алексей.
Буквально через мгновение телефон снова затрясся в жизнерадостных судорогах.
Разговаривать с Лешей не хотелось. Нет, он, конечно, милый, но… Он – не Виктор. И до конца поверить в то, что Витя ее вот так банально обманул, Лера никак не могла. А Леша разрушил его последний шанс на реабилитацию, поэтому был немил, как гонец, принесший дурную весть. Наверное, это и была любовь, которая дается только однажды. Именно про такие случаи говорят: любовь зла, полюбишь и козла. Умом Лера все понимала, но сердце словно ослепло.
Как глупо выглядели тетки из любимых мамой сериалов, самоотверженно любившие подлецов! Счастливые дуры, на метания которых было так смешно смотреть. Сопливый примитив из розовых пузырей. Оказалось, что ничего не было высосано из пальца недалеким сценаристом, а именно так все и происходило в жизни. И пузырей никаких не было. Только боль, отчаяние и попытки оправдать того, кого оправдать нельзя.
И тут еще этот любитель ватрушек, прискакавший на горяченькое. Решил, что брошенные невесты легко дают себя подобрать. Может, это его неудовлетворенное самолюбие не давало спать спокойно, пока не получит то, на что настроился еще в Египте?
Телефон продолжал заходиться в беззвучных конвульсиях.
Лера покосилась на дисплей и тут же устыдилась своих сентиментальных бредней. Номер был Юлин.
– Юлечка, привет! Куда ты пропала? Я так волнуюсь! – выпалила Лера, мимолетно устыдившись откровенного вранья. Волновалась она не так чтобы очень. Можно даже сказать – напрочь забыла про подружкины неприятности на фоне своих. Свое – оно всегда волнует больше. Уж такова эгоистичная природа человека.
Юля некоторое время тяжело, со вздохами молчала, после чего довольно нечленораздельно выговорила:
– Как ты считаешь, можно изменять такой шикарной бабе, как я?
– Нет, – чересчур поспешно возразила Лера. Последнее, что она помнила из Юлиных рассказов, – полнейшее опровержение своей уверенности. Кажется, подруга что-то такое говорила о попытках отбить мужа у любовницы обратно. Или отбить что-нибудь любовнице? Или…
– Юлечка, какие новости?
– Охренительные. – Тут Юля чем-то пару раз булькнула и удовлетворенно крякнула. – У моего мужа нет любовницы.
– Так это же здорово, – неуверенно порадовалась Лера. Судя по тону собеседницы, ее этот факт чем-то огорчал.
– Нет. А знаешь, почему?
– Почему?
– Угадай. Ты же у нас умная.
По мотивам последних событий с этим утверждением можно было бы и поспорить, но Лера спорить не стала. Достаточно того, что она сама считала себя идиоткой. Компания в столь деликатном деле ей была ни к чему, поэтому Лерочка начала гадать, исходя из трагичности Юлиного тона: