– Неужели все так безнадежно? – с деланым сочувствием произнесла Маргоша, тщательно скрывая интерес к теме. – Печально, когда распадаются семьи. А как же дети?
– А что – дети? У них мать есть. Алиментами не обижу. Ты не представляешь, как тяжело жить рядом с неопрятной, интеллектуально неразвитой женщиной, которой от тебя нужны только деньги и плотские радости!
Колю снова понесло в дебри красивых фраз: если он не может соответствовать Маргарите в материальном плане, то нужно хотя бы обаять ее своим духовным богатством и призрачной романтикой грядущего общения.
– Да, – Рита на мгновение даже посочувствовала вероломной Татьяне, отвратительно вляпавшейся в собственную первую любовь, – я с подобными женщинами не жила, мне не понять. А что, действительно у тебя такая жена? Куда же ты смотрел, когда женился?
– Ах, Маргарита! Я женился на очаровательной, стройной блондинке, которая после свадьбы сбросила свою кроткую личину и превратилась в сварливую толстую жабу. Как дико просыпаться каждое утро, находя рядом с собой на измятой подушке вместо юного свежего лица подобие недопеченной буханки ржаного хлеба. Она, кстати, работает в хлебопекарне. И представляешь, постоянно травит меня тем, что она зарабатывает, видите ли, больше меня! А я человек умственного труда! Не в ассенизаторы же мне идти из-за денег!
«Скажите, какие мы тут корки мочим, – зло подумала Маргоша, обидевшись на упоминание о юном свежем лице. У нее лицо тоже слегка поистерлось за последние пару пятилеток. – Буханка ему недопеченная не по вкусу. Он небось и в голове не держит, что Танька по утрам тоже не с Аполлоном рядом просыпается. Вот жук навозный!»
– А какие у нее дети! – Колю волокло вперед, точно он прилип к хвосту взбесившегося рысака. – Их же стыдно вывести на улицу… – Тут он, видимо, вспомнил, что дети не только ее, но и слегка его, поэтому махнул рукой и неловко завершил так красочно развернувшийся монолог: – А в квартире постоянная грязь. И мама ее тоже не любит. У них как-то с самого начала не сложились отношения. Женщины вообще очень склочные создания.
Похоже, сегодня был не его день. Заметив, что брови Маргариты изумленно поползли вверх, Николай в очередной раз заложил крутой вираж, пойдя на уступки:
– Разумеется, не все. Бывают редкие исключения.
Пауза зависла несвежей занавеской, не давая разглядеть траекторию дальнейшего развития событий.
– Я имею в виду тебя, – на всякий случай пояснил Коля и обреченно затих, подумав, что и пояснение получилось двусмысленным: тебя – как исключение, или тебя – как склочное создание.
– Так что с кофе? – Маргоше надоели эти лирические отступления от его биографии. – Ты по вечерам кофе не пьешь? Или, наоборот, пьешь, но не кофе?
– Я все пью, – с готовностью подтвердил Николай и сразу уточнил: – Но я не пьющий, ты не волнуйся.
«Идиот ты, вот что», – устало подвела мысленный итог Рита, а вслух добавила:
– Я не волнуюсь. У меня спиртное дома есть, так что проблем не возникнет.
Всю дорогу до ее квартиры Николай озабоченно молчал, разбирая по составляющим ее последнее замечание о том, что проблем не возникнет. То же самое можно сказать петуху перед приготовлением куриного бульона, все зависит от точки зрения: у повара, возможно, проблем и не будет, а как с остальными?
– А ребенок твой где? – неожиданно спросил Николай, когда они уже поднимались в лифте.
Он вдруг озаботился тем, что этому неведомому ребенку надо обязательно понравиться, если в его планы входит не только одноразовое посещение данной жилплощади, но и последующее переселение под одну крышу с отпрыском облагодетельствованной матери-одиночки. Он знал лишь один способ приглянуться незнакомому чаду – вручить подарок. С этим пунктом Коля уже промахнулся.
Рита вздрогнула:
– Откуда ты знаешь про ребенка?
Она вдруг испугалась, что он знает больше, чем показывает, и еще неизвестно, кто из них загоняемая в силки дичь.
– Так девчонки на работе говорили, – бесхитростно пояснил Коля, соображая, как бы половчее спросить про пол наследника, чтобы не сбить романтический настрой предстоящего свидания, превратив его в длительный монолог о гениальности ребенка с последующим чтением стихов на табуретке, пиликаньем на скрипке и демонстрацией еще каких-нибудь педагогических достижений мамаши.
– Он с бабушкой и дедушкой на даче. – Голос у Риты неожиданно сел.
Только сейчас до нее дошло, что она останется с Николаем наедине, а квартира – не офис, открыть двери на лестничную клетку для проветривания не получится. Да и соседи, если что, спасать не прибегут. Дом элитный, публика богатая, поэтому визгом и воплями удивить или заинтересовать здешних обитателей сложно.
– Отлично. – Николай оживился и даже потер вспотевшие ладони.
– Коля, – проникновенно шепнула она, – я надеюсь, что ты меня не разочаруешь и не обманешь мое доверие.
– Ни за что! – пылко подтвердил он, пытаясь сообразить, какие именно из ее надежд он не должен обмануть: оправдать свою половую принадлежность или, наоборот, изображать романтика, способного ждать, издыхая от мук платонической любви.
Квартира была умопомрачительной. Коля шлялся по комнатам, словно на экскурсии в музее. Обламываются же кому-то безвременно почившие в Америке дяди и двоюродные прабабушки, так почему же ему не может наконец-то повезти с богатой женой, при которой можно с одинаковым успехом как работать, так и стать домохозяином, с радушной улыбкой встречающим с работы утомившуюся за день супругу.
Рита со скоростью метеорита приготовила кофе и буквально насильно влила его в никуда не торопившегося кавалера.
Выхлебав свою чашечку, он развернулся к Маргарите и призывно улыбнулся.
«Сейчас полезет целоваться», – с омерзением подумала она и воодушевленно выпалила:
– Я так давно ждала этого момента, но…
– Что? – напрягся Николай и обеспокоенно поерзал по дивану.
– Сейчас я понимаю, что ты слишком много значишь для меня. Я не могу опуститься до банальной интрижки. Я хочу, чтобы все было так, как я мечтала в детстве: свадьба, белое платье и потом уже все остальное. Мы ведь понимаем друг друга и хотим одного и того же, я права?
Завороженный словом «свадьба», словно юная институтка, Коля заторможенно кивнул и поинтересовался:
– А что – остальное?
Вопрос выскочил из него сам, как горох из разорвавшегося мешка, но вернуть назад эту глупость было невозможно.
– Остальное? – Рита покраснела. – Ну… это все остальное.
– А, ну конечно, понимаю. – Коля пресек ее попытки объясниться, решив понимать остальное в широком смысле допустимых значений, поскольку сузить этот круг никогда не поздно.
Все его женщины и юные девочки из далекой молодости, и нынешние, слегка увядшие дамочки, хотели его на себе женить. Это читалось в их жестах, глазах, слепой готовности угодить, заманить, а затем захомутать, как туповатого рысака. Они прихорашивались, затягивали талии, запихивали поролон в лифчики, часами просиживали в парикмахерской, раскрашивали лица и ногти, обвешивались дорогими и не очень побрякушками с одной целью – понравиться. Понравиться и приручить. Все они желали перешагнуть из статуса любовницы в гордый статус жены, но ни одна не двигалась к цели с такой космической скоростью. Объяснить это можно было только одним – крайней степенью перезрелости томившейся в одиночестве невесты и сумасшедшей любовью с первого взгляда, пронзившей сердце богатой и красивой матери-одиночки.