Гавкать во дворе перестали. Крокодил буравил Вестгейта недобрым взглядом. Игорь спал. Вестгейт курил. Наконец за забором раздались тяжелые шаги, и в воротах показался хозяин.
Тут Вестгейт сделал глупость – он расплылся в обезоруживающей улыбке и открыл дверь машины. Реакция собаки была мгновенной – пес вскочил и угрожающе рванулся вперед.
– Фу!!! – рявкнул хозяин. Восклицание подействовало, кажется, на всех. Пес затормозил и оглянулся. Вестгейт захлопнул дверь и схватился за игольник. Игорь проснулся и резко сел.
– Ничего себе… – тупо пробормотал он, глядя на собаку. Тяжело вздохнул, прикрыл глаза и снова повалился на сиденье.
Хозяин сделал в сторону машины странный жест, который Вестгейт истолковал так: сиди, жди, не суетись. Вестгейт кивнул и показал большой палец.
– Винни! Фу, я сказал! – прикрикнул хозяин на пса, который снова таращился на машину, приоткрыв громадную пасть. Клыки в ней были как хорошего размера гвозди. – А ну, ко мне!
Пес снова оглянулся и послал хозяину неодобрительный взгляд. Он явно хотел оставаться на месте. Но его ухватили за ошейник и грубо уволокли за ворота. В машине Вестгейт нервно хихикнул. Собака произвела на него впечатление, и в случае конфликта стрелять в нее было бы очень неприятно.
– Игорь, – сказал он, трогая брата за плечо. – Игорь, просыпайся. Мы приехали.
– А?! – отозвался Игорь таким голосом, как будто его позвали по меньшей мере на электрический стул.
– Просыпайся, Игорь! Мы на месте.
– Ничего не знаю, – сообщил Игорь, не открывая глаз.
– Игорь, мы приехали! – сказал Вестгейт уже пожестче.
– Ну и разберись.
– Тьфу! – Вестгейт отвернулся и раздавил в пепельнице сигарету. – А ты?
– А я еще чуть-чуть… Ну хоть пять минут, а? Ну чего тебе стоит…
– Меня тут чуть не съели, а он, видите ли…
– Да никто тебя не ел! – прорычал Игорь с отвращением. – У меня же клякса. Она бы сказала. Все было в порядке.
– Клякса у него… А у меня… – Вестгейт в сердцах произнес несколько слов, которых Игорь не понял. Сказано было по-английски, но на каком-то арго.
– Не материтесь, господин дипломатический советник, – попросил Игорь, с трудом открывая ближний к Вестгейту глаз.
– Давай вставай. Вон лесник идет.
– А ты что, пароль забыл?
– А почему я должен?!.
Игорь со вздохом сел, помотал головой и сказал:
– Эх, пивка бы… Светлого и легкого, как позитивное мироощущение! Слушай, что мы с тобой лаемся все время, а?
Вестгейт смутился и задумался.
– Это твоя страна, – сказал он. – Ты все время об этом твердишь, говоришь, что я здесь чужой. Вот и давай беседуй с местным населением.
– Ну, приеду я как-нибудь в твой Лондон!..
– И приезжай.
– И приеду!
– Как же, приедешь ты… Национал-патриот.
– А ты безродный космополит!
– Это еще что такое? – удивился Вестгейт.
– Не знаю. Но звучит неплохо. Как раз для тебя.
Вестгейт рассмеялся.
– Хорошая мы парочка, – заметил он.
– Это точно. Кстати, лаемся-то мы по-прежнему, но обижаться друг на друга, кажется, перестали. А? Прогресс!
– Привыкаем, – кивнул Вестгейт.
– Ну? – спросили за окном. Это было так неожиданно, что Вестгейт подпрыгнул на сиденье. Лесник, оказывается, давно уже стоял возле машины и с интересом слушал перепалку братьев. Как ему удалось так незаметно подкрасться, Вестгейт и представить не мог.
– Доброе утро, – сказал Игорь. – Мы к господину Максакову Олегу Петровичу. Не подскажете…
– Это я, – кивнул лесник. Было ему на вид лет пятьдесят с небольшим. Поджарый и крепкий, с резкими и очень мужественными чертами лица, он сразу показался Вестгейту похожим на какого-то актера из картин прошлого века. Еще в леснике было что-то неуловимо схожее с самими братьями. А еще больше – с Игорем Волковым. Только кожа у лесника была словно дубленая, и пегие волосы не поседели, а просто выгорели на солнце.
Игорь молча рассматривал лесника.
– Что, документы показать? – усмехнулся тот.
– Извините, – сказал Игорь. – Я просто засмотрелся. Все-таки настоящий Охотник…
Лесник только бровью шевельнул, но заметно было, что ему сделали комплимент.
– Я ведь из Детей, – заметил он. – Так, мелюзга, второй поток… Ничего особенного.
Вестгейт не понял, о чем речь, но почувствовал, что слово «дети» произносится с заглавной буквы. Потом он вспомнил легенду о «Программе Детей», о подростках, на которых проводились эксперименты по глубокой коррекции личности, снова присмотрелся к леснику и впал в глубокую задумчивость.
– Тем не менее это видно, – кивнул леснику Игорь. – Здравствуйте, Мэдмэкс. В Школе аварийная схема три шестерки.
– Все лучше, чем три ноля, – ответил лесник серьезно, и по лицу его пробежала тень. Вестгейт отметил, что для лесника эти слова имеют какой-то глубокий и не особенно приятный смысл. Он еще раз попытался догадаться, какое же прошлое могло быть у этого странного человека, но на ум ничего не шло. А вот глубокую симпатию лесник у него уже сумел вызвать. Непонятно только как.
– Здравствуй, Боец, – сказал лесник, протягивая внутрь машины крепкую мозолистую ладонь. Игорь с улыбкой ее пожал. – Здравствуйте, Алекс.
– Здравствуйте, – Вестгейт ответил на пожатие, оказавшееся крепким и деликатным одновременно. И еще он успел почувствовать, что из руки Макса толчками выбивается живое и добродушное тепло. Вчера именно так Вестгейта согрела Батарейка. Инструмент для повышения биологической активности живого существа. Вестгейт посмотрел на улыбающегося Игоря и почувствовал себя полным идиотом. Он снова был неизвестно где, и вокруг творилось непонятно что. Причем он был единственным, кто не понимал ну буквально ничегошеньки.
Точнее – не мог поверить в реальность происходящего.
* * *
Серый громила Винни оказался крепко принайтован к росшей посреди двора сосне и оттуда молча пожирал гостей недобрым взглядом. За кустиками в дальнем углу некто большой и сильный по-прежнему взрыкивал и шумно кидался грудью на металлическую сетку, но уже как-то лениво, без души, скорее по обязанности.
Вестгейт поставил машину рядом с двумя потрепанными джипами, вышел, захлопнул дверь и огляделся. Хозяйство у лесника было обширное и, судя по всему, крепкое. Но непривычный к местным реалиям глаз Вестгейта тут и там находил следы типично русской безалаберности. Машины оказались грязны, разнокалиберные сараюшки вдоль забора – скособочены, и в целом на дворе, хотя и тщательно выметенном, будто навеки легла печать давнего проклятья. Здесь жили давно и не без удовольствия, но как-то лениво, спустя рукава. В любой европейской стране хозяина такого хутора сочли бы отпетым неудачником.