– Это какой еще Тим вам говорил?
– Ну… Тимофей Костенко. Я его видел как раз перед той заварухой… Перед штурмом.
Игорь заложил руки за спину и прошелся туда-сюда перед лесником. Из-за сетки на него ошарашенно таращился кобель Батя. Видимо, на его памяти с хозяином никто так себя не вел.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Игорь. – Проект ведь был уничтожен… Расформирован. Разве нет? И вообще, откуда вы-то делаете такие умозаключения?
– Милый мой! – воскликнул Мэкс. – Я же был по этому делу у Безопасности главный свидетель! Ха! Никто Проект не расформировывал. Ты что! Огромная спецслужба, тысячи человек народу, офисы, агентурная сеть, производственные мощности… А сколько институтов на него пахало? Это же просто… Просто не по-государственному было бы – ломать такую отлаженную машину. Это Ларин мечтал ее до основания снести. Конечно, я тоже думал, что, как только мы устроим бунт, Проекту кранты. И действительно, уже через сутки после штурма на Проект наехала Безопасность. Которая, оказывается, давно на этих мерзавцев зуб точила. А потом они присмотрелись, осознали, что к чему, и просто фирму обезглавили. Поставили свое руководство. И все заработало по-прежнему, только в другом ключе. Ты пойми, родной, главное ведь в Проекте – идея! Ее реализовывали негодными фашистскими методами. Значит, методы нужно было сменить. Вот и все. Честно говоря, ты меня удивил… Я думал, ты в курсе.
– Так какая же у Проекта идея? – спросил Игорь, глядя себе под ноги.
– Контроль, – ответил Мэкс жестко. – Но согласись, в понятиях большевиков и в современном контексте это совершенно разные вещи, разве не так?
– Может быть… – пробормотал Игорь неуверенно.
– Не «может быть», а так точно. Ты думай, с кем говоришь. Уж если кто и должен ненавидеть эту структуру, так это я. Да, я не прошел обработку, я не стал таким, как Тим Костенко или Витя Ларин. Я остался человеком. Но я тоже с детства и по сей день под колпаком. Сначала меня держали за холку, потому что какая-то сука еще до моего рождения вычислила, что я неблагонадежен и не готов к борьбе за дело Коммунистической партии! Потом меня затащили в Охотники, потому что решили использовать как пушечное мясо! И наконец я торчу здесь, в этой жопе, в этой глуши несусветной, потому что слишком много знаю! Теперь можешь себе представить, где у меня сидит этот ваш Проект?!
– И тем не менее вы с этой фирмой сотрудничаете и сейчас держите для нас коридор…
– Я поверил, – сказал Мэкс, и Игорь понял – он действительно верит. По меньшей мере в то, о чем говорит. – Может быть, это моя беда. Но все-таки я работал в Проекте без малого десять лет. Я знаю эту структуру. Я ведь потом еще наблюдал, как она перестраивалась, когда руководство взяла на себя Безопасность. И я принял главную идею Проекта, основную, которая всегда была нормальной, пока на нее партийной идеологии не понавешали. И я готов ради этой идеи делать то, что я делаю.
– Ради контроля?..
– Ради блага моей Родины. Неужели это так сложно понять, Игорь?
– А вы уверены, что ФКС обеспечивает именно благо вашей Родины, Олег Петрович? – спросил Игорь очень вкрадчиво.
Лесник презрительно фыркнул.
– Вообще-то наше поле деятельности сейчас – общественное благо в масштабах всей планеты, – заметил Игорь.
Лесник не выдержал и расхохотался. Игорь внимательно следил за его реакцией и ждал.
– Х…ня! – заявил Мэкс, отсмеявшись. – Ты просто еще молодой.
– Ладно, – сказал Игорь, выставив перед собой ладонь, будто в попытке защититься от чужого и чуждого мнения. Теперь он понимал, отчего Мэдмэкс стал одним из командиров у Охотников. Господин Максаков умел транслировать эмоции. Он вбивал в тебя свою правду так, что она становилась и твоей правдой тоже. Каждое слово лесника будило в Игоре подозрения – а не прав ли этот старый черт? А не было ли так на самом деле? И почти со всеми выкладками Мэкса Игорь уже был готов согласиться целиком и полностью. Ему самому не хватало крошечного сигнала, буквально нескольких байтов информации, чтобы тоже все понять.
Нужно было всего лишь посмотреть на проблему под тем же углом, что и старый Охотник.
– Ладно, – повторил Игорь. – Я еще молодой, и я не все понимаю.
– Да тут понимать нечего, – заявил Мэкс безапелляционно. – А «русская культурная экспансия» – что, по-твоему? Не есть ли это глобального масштаба акция по установлению контроля? Отчего это якобы спонтанно возникла непреходящая мода на все русское, которая держится уже пять лет и с каждым годом становится все глубже? Почему сам термин – довольно агрессивный, согласись – произносят по всему миру чуть ли не с наслаждением? Откуда он взялся, этот термин, вообще? Ты уверен, что он именно в Брюсселе впервые прозвучал, а не у Папы в кабинете?
– Перестаньте… – упавшим голосом попросил Игорь. Спорить с Максаковым было невероятно сложно, точнее говоря – не получалось вообще.
– А как звучит смачно: «русская культурная экспансия»! – продекламировал Мэкс. – Знаешь, что это такое? Отличная терапевтическая метафора! Инструмент нейролингвистического программирования! Русские идут – и все счастливы!
– Ну какая еще метафора… – отмахнулся Игорь устало. – Вы бы хоть в учебник русского языка заглянули для начала…
– Балбес! – опять рассмеялся Мэкс. – Головой думай! Головой!
– Папа! Ну где вы там?! – позвала Тина с крыльца.
– Сейчас идем, солнышко! – отозвался лесник. Игорь воспользовался моментом и перехватил инициативу.
– Отлично! – сказал он со всей возможной эмоциональной насыщенностью в голосе. – Вы мне дали огромную пищу для размышлений. Теперь я отвечу на ваш вопрос, если вы не забыли, конечно.
– Да? – Мэкс склонил голову набок и прищурился, вспоминая.
– Действительно, вы совершенно правильно заметили, у одного из нас отец работал в ФКС. Только это было очень давно, лет двадцать назад, не меньше.
– У него, – Мэкс ткнул пальцем в сторону дома.
– Допустим, у него.
– Ну, все правильно, – кивнул Мэкс. – Я же помню. Как будто его опять увидел, такое сходство. Конечно, сын отцу не чета, но теперь ведь таких вообще не делают.
– Каких? – спросил Игорь.
– Парень, – сказал лесник. – Хоть ты из Спецотдела, но, кроме глубокого сожаления, никаких эмоций у меня не вызываешь. Понял?
– Как прикажете, – Игорь карикатурно поклонился.
– Ты чему-то обучен, ты что-то знаешь, но сродниться с этой информацией ты не сумел, – обвинил лесник. – Для тебя она все еще на уровне сказок. Ты слышал о Детях, слышал об Охотниках, имеешь самое общее представление о том, что такое Проект… Но ты все еще ничего не принимаешь близко к сердцу. А я, наоборот, иначе уже не могу. Наверное, дело в том, что я десять лет охотился на зомби. Сменил за это время трех собак. А сколько людей рядом со мной на куски порвали… Неважно. Тебя ведь что интересует, мальчик? Как это я умудрился через двадцать лет узнать черты того, с кем всего лишь раз поговорил, то ли в пятом, то ли в шестом, короче говоря, в две тыщи лохматом году… Угадал?