– Может быть, ты могла бы сходить в Эллис-Хаус и спросить?

– Я туда не пойду, – заявила Рут. – Я туда больше никогда не пойду.

– А почему ты сегодня сюда пришла, Рут? – спросил Сенатор после тягостной, болезненной паузы. – Тебе что-то нужно?

– Нет. Просто хотела поздороваться.

– Ну, здравствуй, Рути.

Он не смотрел на нее. Он с нескрываемой тревогой наблюдал за Вебстером.

– Здравствуйте. Нелегкие у вас времена, да? – спросила Рут.

– О, у меня-то все хорошо. А как твоя мама, Рут? Как ты съездила в Конкорд?

– У мамы все хорошо, пожалуй.

– Ты передала ей привет от меня?

– Кажется, да. Если хотите, напишите ей письмо. Она будет рада.

– Хорошая мысль, очень хорошая мысль. Она такая же красавица, как всегда?

– Не знаю, какой красавицей она была раньше, но выглядит она хорошо. Но я так думаю, ей там одиноко. Эллисы ей все уши прожужжали: как они хотят, чтобы я поступила в колледж. Они, дескать, за учебу заплатят.

– Мистер Эллис так сказал?

– Не мне. Но мама об этом говорит, и мисс Вера, и даже Кэл Кули. Скоро это случится, Сенатор. Мистер Эллис скоро об этом объявит, не сомневаюсь.

– Что ж, это совсем неплохое предложение.

– Если бы от кого-то другого, было бы просто отличное предложение.

– Упрямая. Какая ты упрямая.

Сенатор ходил по клочку берега из конца в конец. Рут шагала за ним, а за Рут плелась Куки. Сенатор, похоже, углубился в собственные мысли.

– Я вам мешаю? – спросила Рут.

– Нет, – ответил Сенатор. – Нет-нет. Можешь остаться и смотреть.

– Вы не переживайте. Ничего тут такого нет, – сказала Рут. Но она не смогла остаться на берегу. Слишком больно было смотреть на Вебстера, в отчаянии дергающегося из стороны в сторону. И за Сенатором, если он и дальше собирался расхаживать туда и сюда по берегу и заламывать руки, ей ходить тоже не хотелось. – Я домой собиралась.

Она пошла домой. Мыслей у нее никаких не было, и говорить на Форт-Найлзе ей больше ни с кем не хотелось. Она ничем не хотела заниматься на Форт-Найлзе. Так что можно и с отцом повидаться – так решила Рут. И еще ужин можно приготовить.

9

Будучи брошенным в воду головой или хвостом вперед, омар, если только он не измучен, сразу же принимает привычное положение и, один или два раза ударив хвостом, быстро устремляется ко дну, словно скользя по наклонной плоскости.

«Американский омар: изучение его повадок и развития», Френсис Хобарт Херрик, д-р философии, 1895

Вторая омаровая война между островами Форт-Найлз и Корн-Хейвен происходила с тысяча девятьсот двадцать восьмого по тысяча девятьсот тридцатый год. Война была жалкая, даже и сказать о ней нечего.

Третья омаровая война между островами Форт-Найлз и Корн-Хейвен была мерзкой и короткой. Она длилась всего четыре месяца в тысяча девятьсот сорок шестом году, но на некоторых островитян повлияла покруче бомбардировки Пёрл-Харбора. Эта война не дала мужчинам с обоих островов добывать омаров в тот год, когда улов омаров был просто колоссальным, самым потрясающим за все время их вылова у берегов штата Мэн: в том году шесть тысяч зарегистрированных ловцов добыли девятнадцать миллионов фунтов омаров. А мужчины с Форт-Найлза и Корн-Хейвена свой шанс сказочно разбогатеть упустили, потому что были слишком заняты борьбой друг с другом.

Четвертая омаровая война между островами Форт-Найлз и Корн-Хейвен началась в середине пятидесятых. Причина этой войны в точности не установлена. Ни подстрекательства, ни жаркой ссоры, способных послужить искрой, от которой возгорелось пламя. Так как же это началось? С вторжений. С неторопливых, типичных, ежедневных вторжений.

Согласно законам штата Мэн, любой человек, имеющий лицензию на лов омаров, может поставить свою ловушку где угодно в водах этого штата. Так прописано в законе. В реальности все иначе. Определенные семьи ведут лов на определенных территориях, потому что так они делали всегда. Определенные территории принадлежат определенным островам, потому что всегда принадлежали. Определенные морские маршруты контролируются определенными людьми, потому что так было всегда. Океан, лишенный изгородей и заборов, четко размежеван согласно традициям, и новичку весьма полезно обращать внимание на эти традиции.

Невидимые барьеры очень даже реальны, и они постоянно проверяются на прочность. Такова уж природа человеческая – пытаться расширить границы своих владений, и ловцы омаров в этом не исключение. Они толкаются, они напирают. Они смотрят, сойдет ли им это с рук. Они подкапывают и выгибают невидимые барьеры, где только могут и пытаются раздвинуть границы своих империй на фут там, на фут тут.

Допустим, мистер Кобб всегда устанавливал свою линию ловушек у входа в некую бухточку. Но что бы произошло, если бы в один прекрасный день мистер Кобб решил установить несколько ловушек на несколько футов дальше вглубь этой самой бухточки, в том месте, где испокон веков вылавливал омаров мистер Томас? Подумаешь – пара десятков футов! Что такого ужасного? Возможно, это деяние осталось незамеченным. Мистер Томас теперь уже не такой зоркий, как прежде, рассуждает мистер Кобб. Может, он болел, а может, у него год неудачный выдался, а может, у него жена померла, и потому он не обращает на свои границы такого внимания, как прежде, и, может быть – только может быть, – вторжение пройдет незамеченным.

Могло пройти. Мистер Томас мог не обратить внимания на это посягательство. И какие бы на то ни были причины, он мог бы отнестись к случившемуся не слишком серьезно и не поссориться с мистером Коббом. Но с другой стороны, он мог отнестись к случившемуся серьезно. Может быть, это сразу вызвало бы у него раздражение. Возможно, он выразил бы мистеру Коббу свое неудовольствие. Возможно, когда мистер Кобб отправился бы на следующее утро вытаскивать свои ловушки, он бы обнаружил, что мистер Томас завязал на середине каждой веревки полувыбленочный узел в качестве предупреждения. Возможно, мистер Кобб и мистер Томас – соседи, которые прежде никогда не ссорились. Возможно, они женаты на сестрах. Возможно, они хорошие друзья. Этими безвредными узелками мистер Томас хотел сказать: «Я вижу, что ты тут пытаешься сделать, приятель, и я прошу тебя: пожалуйста, уберись-ка к чертям с моей территории подобру-поздорову, пока у меня хватает терпения».

И возможно, мистер Кобб отступит, и инцидент будет исчерпан. Но возможно, он этого не сделает. Кто знает, какие у него причины стоять на своем? Может быть, мистер Кобб оскорблен тем, что мистер Томас оттяпал себе такой здоровенный кусок океана, притом что и ловец омаров-то он так себе, никудышный. А может быть, до мистера Кобба дошли слухи, будто мистер Томас не выбрасывает за борт нелегальных омаров-недоростков, а может быть, сынок мистера Томаса как-то уж слишком неприлично пару раз глянул на хорошенькую тринадцатилетнюю дочурку мистера Кобба. Может быть, у него дома неприятности какие и срочно требуются деньги. Может быть, его дед когда-то посягал на эту самую бухточку и теперь мистер Кобб хочет забрать себе то, что по праву должно принадлежать его семейству.