В феврале Антуан получил письмо, которое все и решило. Его друг, с которым они учились в кавалерийской академии, сообщал, что купил за гроши великолепный замок в Германии, с замечательными, хотя и обветшавшими конюшнями. Этот друг, которого звали Жерар Добиньи, хотел восстановить их, а также весь замок для себя и жены. Он просил Антуана взять на себя управление конюшнями и сделать все, что тот сочтет нужным, для их процветания: закупить самых лучших и дорогих лошадей, нанять тренеров и конюхов. Жерару Антуан был известен как несравненный наездник и прекрасный знаток породистых лошадей. Знал он и об увечье Антуана, однако тот заверил приятеля, что больная рука нисколько ему не помешает. И хотя действовала она по-прежнему неважно, какую-то пользу все же приносила. Кроме того, правая рука вполне компенсировала слабую работу левой.
По удивительному совпадению замок, купленный Жераром, находился неподалеку от Кельна, и хотя от родных Беаты не было и намека на то, что они готовы принять молодых, она надеялась, что, если будет жить рядом, ее родители рано или поздно смягчатся.
Но не возможность помириться с Витгенштейнами повлияла на решение Антуана. От жалованья, предложенного Добиньи, было бы неразумно отказываться, да и работа была Антуану по душе. Кроме того, в поместье имелся прекрасный дом для управляющего, который Добиньи предоставлял в его распоряжение. Дом был достаточно просторен не только для них, но и для будущих детей. К концу февраля Антуан дал свое согласие и сообщил Жерару, что приедет в Германию в начале апреля. Это позволяло ему закончить сезонные работы на ферме и сделать все возможное, чтобы помочь Вальтеру. К чете Цуберов, буквально спасшей его семью, Антуан испытывал глубочайшую благодарность. Не будь их, они с Беатой вряд ли пережили бы войну и, уж конечно, вместе бы им не бывать: они не смогли бы пожениться и обеспечить Амадее крышу над головой, ведь их обоих оставили без денег и без жилья. А теперь их спасет предложенная Жераром работа.
Оставшееся до отъезда время Беата по вечерам учила Антуана немецкому. Хотя их наниматель был французом, но тренеры, конюхи и строители наверняка будут немцами, поэтому Антуану необходимо было лучше знать язык, в котором он до сих пор был не силен. Но ко времени отъезда он почти бегло говорил на немецком. Они с самого начала договорились, что Антуан будет говорить с Амадеей на французском, а Беата — на немецком, и таким образом дочь будет с самого начала знать оба языка. Беата надеялась, что в Германии они смогут позволить себе нанять английскую бонну. Знание языков всегда пригодится.
Их финансовое положение трудно было назвать стабильным, хотя оба соглашались, что жалованье, предложенное Антуану, было довольно солидным. Да и работа именно та, которая ему по душе. Все складывалось совсем неплохо. Кроме того, Беата решила предложить услуги портнихи кое-кому из богатых дам, которых она знала по прежней жизни. Может быть, те в разговоре и обмолвятся об этом матери.
Антуан упомянул также, что мадам Добиньи богата. Именно на ее деньги Жерар и собирался реставрировать замок, поскольку своих средств у него было очень мало. Сам Жерар происходил из аристократического, но обедневшего рода, а вот семья Вероники имела значительное состояние. И Жерар пообещал Антуану, что тот сможет купить любых лошадей, каких захочет. Словом, начиналась новая жизнь.
Добиньи никогда прежде не встречались с Беатой и понятия не имели о том, кем она была до замужества. Беата и Антуан, обсудив, как лучше поступить, решили, что будет проще, если они и впредь не будут знать, что она еврейка. Эту часть своей семейной истории они решили сохранить в тайне. Пусть никто не знает об их отношениях с родными. А поскольку Витгенштейны никак не присутствовали в их жизни, нет необходимости объяснять происхождение Беаты. Да и на еврейку она совершенно не походила, как, впрочем, и Амадея, светловолосая и голубоглазая, с точеными чертами лица, унаследованными от матери. Отказ от нее родных по-прежнему оставался для Беаты источником стыда и скорби, и она не хотела, чтобы кто-то об этом знал.
В день отъезда все пятеро горько плакали. Даже Амадея жалобно подвывала, протягивая ручки к Марии. Цуберы отвезли молодую семью на вокзал Лозанны, и Беата, не переставая плакать, обняла их на прощание. Ей было почти так же тяжело, как три года назад, когда она оставила родителей.
Они приехали в Кельн в тот день, когда Амадее исполнилось два года, а когда прибыли в замок, Антуан, хотя и радовался встрече со старым приятелем, все же вынужден был признаться Беате, что находит перспективы угнетающими.
Замок был в ужасном состоянии: очевидно, его давно забросили, оставив разрушаться. Благородное семейство, когда-то владевшее им, лишилось состояния, и в замке никто не жил. В заброшенных комнатах с потолков осыпалась штукатурка, а обои висели клочьями. Конюшни были в еще худшем состоянии. Антуану показалось, что несколько лет уйдет на то, чтобы вычистить и отремонтировать помещения, сделав их пригодными для жилья. Однако уже через месяц-другой Антуан признался Беате, что был не прав в оценке сроков, значительно завысив их. И теперь он с волнением ждал, когда придет время закупать лошадей. Беата любила слушать, как он рассказывает о своих планах, и они часто засиживались допоздна. Оказалось, что дело идет куда быстрее, чем предполагал Антуан. К Рождеству замок наводнили плотники, маляры, художники, архитекторы, строители, каменщики, садовники, стекольщики — люди самых различных профессий. Вероника и Жерар Добиньи были неутомимы. По словам Антуана, Вероника решила создать дворец. И к его полному восторгу, чета Добиньи ничуть не экономила на конюшнях. Они не жалели денег, и поэтому постройки получались теплыми, чистыми, со всеми современными удобствами и могли вместить до шестидесяти лошадей. К следующей весне Антуан по всей Европе уже закупал лошадей по сказочным ценам. Несколько раз он ездил в Англию, Шотландию и Ирландию и брал с собой Беату. Она обожала эти поездки. Он также несколько раз побывал во Франции и купил трех прекрасных гунтеров в Дордони, в десяти милях от шато, где вырос и где до сих пор жили родные, не желавшие видеть его. Антуан был непривычно молчалив, когда проезжал мимо дома по пути на аукцион в Перигоре, и Беата отлично видела, как он расстроен. Она заметила, с какой грустью он взглянул на ворота и тут же отвел глаза. Она сама испытала те же самые чувства, когда они вернулись в Кельн. И не смогла устоять перед искушением проехать в такси мимо своего дома, а потом долго плакала, не в силах смириться, что люди, которых она так любила, отказываются ее видеть. Она снова и снова писала им, но по-прежнему безрезультатно. Отец оставался непреклонным. И хотя они с Антуаном уже привыкли жить с этим, но раны сердца так и не заживали, а боль не притуплялась. К счастью, у Беаты были Антуан и Амадея, хотя она часто жалела об отсутствии других детей. Амадее было уже три года, но Беата так больше и не беременела. Их жизнь в Германии была куда более полной и напряженной, чем в Швейцарии, и иногда Беате казалось, что проблема именно в этом. Но в чем бы ни была причина, она начинала думать, что второго ребенка у них так и не будет. Зато она была счастлива с Антуаном и Амадеей и радовалась новому дому. Жерар был не только щедрым нанимателем: Добиньи стали добрыми друзьями им обоим.