— Да, конечно. Я просто не мог себя представить отцом, человеком, способным на жертвы, необходимые ради детей. Я и сейчас не могу себе этого представить, — честно признался Стивен.
Но он был потрясен, видя малыша. Своего ребенка. Свое создание.
— Какой красивый, правда? — тихо произнес он, приглядываясь к сыну, а потом поднял глаза на Адриану и сухо, по-деловому спросил: — Тебе в эти месяцы, наверное, было сложно?
Адриана кивнула, не желая рассказывать ему про Билла. Стивена это не касалось.
— Где ты живешь?
Странно было, что он задал этот вопрос. За все время Стивен ни разу не поинтересовался, где она и как живет. А теперь вдруг проявил заботу. Но проявил ли?
— По тому же адресу, на другом конце, комплекса, — ответила Адриана туманно.
Стивен решил, что она купила себе там что-то поменьше за свою долю от их проданной квартиры.
— Замечательно.
Стивен опять устремил взгляд на сына и осторожно потрогал его маленькие пальчики:
— Он такой маленький…
— Он весил почти девять фунтов, — вступилась за Сэма Адриана, но Стивен не это имел в виду, он просто изумлялся, глядя на малыша, — ему казалось, что этот человечек уже личность.
Адриана нерешительно посмотрела на Стивена, руки у нее дрожали от волнения, вызванного его приходом.
— Хочешь его подержать? — спросила она. Стивена, похоже, испугало это предложение, а потом он, неожиданно для себя самого и для нее, кивнул и протянул руки. Адриана аккуратно передала ему маленького. В конце концов, это был его сын, и ради этого она и звонила — чтобы узнать, проявит ли он интерес, дать ему последний шанс протянуть руку ребенку, которого он отверг. Она пол ожила сынишку ему на руки и, глядя на Стивена, почувствовала, как к горлу подкатываются рыданиям Стивен опустился в кресло рядом с ее кроватью, боясь шевельнуться, с испуганным видом, словно опасался, что дитя сейчас подпрыгнет и укусит его.
Между тем дверь открылась, и в палату вошел Билл с огромным букетом цветов, двумя десятками воздушных шариков и большим голубым мишкой, которого он сразу неловко усадил у двери. Стивен в этот момент, нагнувшись к Адриане, передавал малыша обратно, и Билл застал как раз трогательную картину воссоединенной троицы. Адриана ошарашенно уставилась на Билла, Стивен стоял рядом, будто никогда и не бросал ее, а малыш впервые расплакался, словно чувствуя, что произошло нечто ужасное.
— Ой… извините… Я, кажется, не вовремя, — обратился Билл ко всем присутствующим, боясь смотреть Адриане в глаза.
— Нет, нет, — пролепетала Адриана смущенно, — это Стивен Таунсенд, мой…
Она запнулась, чуть не сказав «мой муж», и увидела, что Билл побледнел. Ей хотелось пригласить его в палату, попросить не волноваться, объяснить, что Стивен сейчас уйдет, но в результате она промолчала, Стивен смотрел неприветливо, и Билл приготовился уйти, не дожидаясь объяснений.
— Я зайду позже.
— Нет… Билл…
Но он уже вышел и шагал по коридору, чувствуя в горле комок — точно такой же комок был у него, когда Лесли объявила, что не едет в Калифорнию. Ему снова было уготовано то же самое: потеря, боль, трека, одиночество… однако на этот раз Билл решил не давать себя в обиду.
Адриана пребывала в сильном волнении. Стивен, глядя на нее, раздраженно спросил:
— Кто это, кстати сказать?
Он был явно недоволен вторжением.
— Друг, — мягко ответила Адриана. Она увидела, что Стивена внезапно охватил гнев, но они оба знали, что он не имеет на это права. Стивен уже успел многое передумать за время, прошедшее с ее звонка, и с тех пор, как увидел сына.
— Я должен перед тобой извиниться, — сказал он угрюмо, между тем как Адриана переживала, представляя, что сейчас чувствует Билл. Она не ожидала такого быстрого прихода Стивена, как и не ожидала, что Билл их застанет вместе. Вдруг все перевернулось с ног на голову, да еще малыш расплакался — Адриана не знала, что с ним делать. Она вызвала сестру, которая предложила забрать его ненадолго в палату новорожденных.
— Прости, что я обидел тебя, Адриана… Она вспомнила, как Стивен проигнорировал ее в ресторане «Ле Шардонэ», когда она была на восьмом месяце.
— …Эти шесть месяцев, наверное, были для тебя очень тяжелыми…
«Это не то слово, — подумала Адриана. — Если бы не забота Билла, не знаю, как бы я все это пережила».
— …Но и для меня они были нелегкими…
Адриана не понимала. Ведь это не она подала на развод. В ней снова вскипал гнев. Гнев и обида за содеянное им.
— …Я был до глубины души потрясен твоим поведением. Это же было настоящее предательство…
Адриана в изумлении смотрела на Стивена. Он остался тем же эгоистом.
— …Но… ради моего сына… нашего ребенка… я думаю, что со временем, возможно, прощу тебя.
Адриана не верила своим ушам. Оказывается, это он собирался прощать ее.
— Это очень мило с твоей стороны, — сказала она тихо. — Я это высоко ценю… — Она запнулась. — …Но, Стивен, обида была нанесена не только тебе. И ты извини меня, если считаешь, что я тебя предала. Но ты сам покинул меня, беременную. Ты не оставил мне никакого шанса. Ты забрал всю мебель, выгнал меня из дома, развелся со мной и отказался от своих прав на ребенка. Ты даже не хотел со мной говорить, когда я тебе звонила.
Список получился внушительный, но Стивена он, похоже, не впечатлил.
— Что было, то было, — сказал он. — Я думаю, что ради ребенка мы должны снова начать совместную жизнь.
— Ты серьезно? — в ужасе взглянула на него Адриана. Она этого вовсе не планировала, а хотела быть только справедливой к нему. Он же оказался еще более бесчувственным, чем был прежде; как и все в его жизни, ребенок являлся для него только еще одним эгоистичным приключением — увидев, что это сын, убедившись, что он здоров, Стивен вдруг решил признать его, и это после того, как полностью от него и от Адрианы отказался. Адриана ожидала, что Стивен проявит хоть каплю нежности и доброты, хоть какое-то раскаяние, сожаление, какую-то порядочность и заботу. Но внезапно она поняла, что эти ожидания мог оправдать только Билл. У этого же человека за душой не было ничего подобного.
— По-моему, ты не совсем понял, — продолжала она. — Ты, Стивен, бросил нас, потому что тебе до нас совершенно не было дела. И я позвонила только для того, чтобы ты об этом пожалел. Я хотела дать тебе шанс повидать ребенка. Но тебя никто не интересует. Ты нисколько не сожалеешь о содеянном. Тебя интересует только твоя собственная персона, ты даже имеешь наглость говорить, что я тебя «предала». Я далеко не уверена, что ребенок тебя интересует и вообще когда-нибудь будет интересовать. Ты так занят собой, что тебе не до меня и не до него. Ты горд, что у тебя есть «сын», и это все. Кто он для тебя? Что он для тебя значит? Что ты готов ему дать?