Реанимация чувств [= День за ночь ] | Страница: 59

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Домой? – спросил он, включая двигатель.

И тут Тина ощутила щемящую тоску. Вечер окончен: ей нужно возвращаться домой, разговаривать с мужем и объясняться с сыном, а завтра нужно будет проснуться пораньше и приготовить еду. И эта тоска была столь невыносима, что Тина неожиданно для себя решительно сказала:

– Нет, не домой. Пожалуй, я поеду в больницу.

Азарцев пристально посмотрел на нее, но промолчал.

До больницы они доехали быстро. Тине больше не хотелось задерживать Азарцева, они и так провели вместе много времени. Она мечтала очутиться у себя в кабинете, надеть рабочий халат и некоторое время посидеть в тишине, снова вспомнить вечер во всех подробностях, по минутам. Ей нужно было подумать о предложении Азарцева. А потом все-таки набраться мужества и пойти в ЛОР-отделение выяснить, что же случилось с ее подругой Аней Большаковой. Она должна была узнать правду не дожидаясь утра.

– Ну, что же все-таки вы мне скажете насчет нашей совместной работы? – спросил Азарцев, подавая ей цветы и свою визитную карточку.

"Вот он, шанс для Аркадия!" – подумала Тина и, глядя в глаза Азарцеву, начала:

– Знаете, у нас в отделении работает прекрасный доктор. Вы его видели, это Барашков. За него я могу поручиться как за себя.

– Я бы хотел работать именно с вами, – мягко, но в то же время тоном, не терпящим возражений, отрезал Азарцев.

Тина поняла, что дальнейшее обсуждение кандидатуры Аркадия бессмысленно.

– Тогда позвольте я вам сама позвоню. Скоро. На днях. – Она неуверенно подала руку для рукопожатия.

– Сегодня, начиная с самого утра, – сказал Азарцев, глядя ей в глаза, – я получил большое удовольствие от общения с вами.

Тинина рука была такая хорошенькая, маленькая и теплая, что ему захотелось перевернуть ее ладонью вверх и поцеловать, но Азарцев сдержался. Подождав, пока Тина скроется за дверью приемного отделения, он сел обратно в машину, включил сотовый телефон, молчавший весь вечер, выехал из больничного двора и поехал почти через всю ночную Москву к себе домой, на Юго-Запад.

– Что ж, посмотрим, – протянул он, имея в виду Тину и все, что с ней связано. Возможное согласие на работу, которого он очень хотел, и вечер, проведенный с ней сегодня, и досадный эпизод с ее сыном… Но Владимир уже привык к тому, что желаемое и действительное в жизни часто не сходятся, и не давал себе расслабляться.

Азарцев привык возвращаться поздно. Он рано вставал, мало спал, но такая жизнь была ему по душе. Особенно после того, как выросла дочь и перестала под утро перебираться под его бок и сладко сопеть в ключицу.

Когда он ставил машину в ракушку, зазвонил телефон.

"Кому это быть так поздно?" – подумал он.

– Надеюсь, не разбудила? – Голос бывшей жены звучал как-то ехидно. Перед глазами возникло ее тонкое лицо, доведенное до совершенства двумя пластическими операциями. Время было позднее – значит, на волосах у нее голубая повязка, а веки, лоб, шея и щеки блестят от крема.

– Да, Юля? – устало спросил он.

– Ты что же, по ночам теперь водишь пациенток осматривать клинику? – спросила она. – Осмотру не помешала?

Он представил ее глаза. Огромные, бледно-голубые, почти прозрачные, с хищной точкой зрачка, когда-то они манили его, завораживали, а теперь не имели магической силы. Иногда ему казалось, что Юлин взгляд свидетельствует о безумии. Но больше никаких признаков безумия у нее не проявлялось. Бывшая жена оказалась на редкость практичной в быту женщиной. Помешана она была только на своей внешности. Но этим отличаются сотни, если не тысячи женщин, его потенциальных пациенток. Азарцев привык к этой форме помешательства.

– Юля, мы же с тобой договорились, – сказал он. – Развод – это в первую очередь утрата влияния на другого человека. И ты никак не можешь влиять на мои поступки. Ты у меня работаешь, и только. Моя личная жизнь тебя не касается. Как, впрочем, и меня не касается твоя жизнь. Ведь это же ты хотела свободы? Она у тебя есть. Меня интересуют только дела дочери. Она дома?

– А что, у тебя появилась личная жизнь? – с издевкой спросила жена, оставив без внимания вопрос о дочери.

На что это она намекала? На то, что, измученный строительством больницы, он был не часто нежен с ней в постели? Больница была вовсе ни при чем. Просто ко времени строительства больницы оказалось, что его безумная любовь к жене прошла. Необыкновенными во внешности Юли были только глаза. Сама она считала себя выдающейся красавицей, хотела успеха, восхищения, светской круговерти, которой он в силу его профессии не мог ей дать. Она мучила его упреками. И ее необыкновенные, сводившие его с ума глаза со временем потеряли для него притягательность. Он стал смотреть на жену как на пациентку.

Юля не хотела мириться с возрастом. Первую пластическую операцию она сделала в тридцать лет, вторую – в тридцать пять. Лицо ее становилось все глаже, теперь она выглядела бы на двадцать, если бы не ее огромные пустые глаза. Азарцеву стало казаться, что в ее взгляде затаился страх старости. Иногда ему казалось, что она стала выглядеть на все девяносто, как змея, возраст которой никогда сразу не определишь. К тому же Юля обожала модные сумки, туфли, одежду под змеиную кожу. Это еще более увеличивало сходство со змеей. Собственно, это маниакальное упорство бывшей жены в борьбе за молодость и навело Азарцева на мысль построить косметологическую клинику. Что ж, время покажет, был ли он прав.

– Юля, ты не ответила, – сказал Азарцев, – Оля пришла? У них в институте сегодня дискотека. Она мне говорила, что собиралась туда пойти.

– Оля спит, – холодно ответила жена. – Когда дочь была маленькой, ты ею не интересовался. Теперь, когда она выросла, ты спрашиваешь о ней каждый день. Ты что, хочешь выработать у нее комплекс Электры?

– Юля, иди спать, – спокойно сказал Азарцев. Он привык к подобным перепалкам и не обращал на них внимания. Они его не задевали. Он-то ведь прекрасно знал, что, когда дочь была маленькой, он работал хирургом день и ночь, писал диссертацию, зарабатывал деньги. И всегда любил Олю. Ему не нужно было оправдываться.

– Спокойной ночи, Юля, – сказал он. – Имей в виду, что подкупленного тобой охранника я завтра уволю.

Ответом ему был наигранный, высокий, такой же холодный, как ее глаза, смех. Увольнять бывшую жену он не собирался. Во-первых, она действительно была хорошим специалистом, а во-вторых, ей трудно было бы устроиться на такую хорошо оплачиваемую работу. Без сомнения, это сказалось бы на Оле. К тому же она тогда потребовала бы с него просто непомерное количество денег и замучила бесконечными требованиями.

"Почему она снова не выходит замуж? – рассеянно подумал он, поднимаясь по лестнице. – Ей было бы тогда легче. Красивая женщина не у дел – это трагедия".

Дальше развивать мысль Азарцев не стал и мгновенно забыл о жене, как только отключил телефон. И пока не уснул, ему слышался чуть неясный, теплый и какой-то домашний, негромкий голос Тины. Засыпал он с мыслью, что ему очень хочется, чтобы эта женщина позвонила ему как можно скорее. Лучше бы завтра.