– И что же ты делала? – удивлялась Таня.
– Сначала смеялась, потом сердилась. А когда он ушел от меня к француженке, которая правильно подавала салат, обрадовалась.
Таня тогда спросила:
– И ты опять стала одинокой?
– Не одинокой. Свободной. Это разные вещи. Я привыкла думать, что моя жизнь – это прежде всего моя жизнь. Я сама себе хозяйка и ни в коем случае не критик. Я живу, как хочу и как у меня получается. Мне некого любить, кроме своих родных, но и винить тоже некого. Это один из способов существования современных людей. Одиночество – прекрасно, если это осмысленное Одиночество с большой буквы.
Таня смотрела на эту чешскую пичужку, свою парижскую подругу, и удивлялась.
– Я не могу жить одна. Я не переношу одиночества.
– Что ж, ты ведь не буддистка! – с некоторым снисхождением пожала плечами Янушка.
Таня вспомнила этот разговор так ясно, будто он состоялся вчера. Она чуть приподнялась и посмотрела на спавшего Филиппа. Он предложил уехать с ним. Что ж... Даже если ничего серьезного не выйдет, отель на Вандомской площади что-нибудь, да значит.
Она тихонько выскользнула из постели, накинула на плечи гостиничный махровый халат и подошла к окну. Пол под ногами был совершенно не холодный и приятно ласкал ступни. Татьяна осторожно отодвинула штору. Номер в этом отеле, наверное, нужно заказывать за полгода вперед. Под ногами расстилалась Вандомская площадь со всеми магазинами, на которые Таня глазела во время прогулок с Янушкой, с кафе на первых этажах, с дурацкими скульптурами и с Вандомской колонной. Маленький Наполеон стоял наверху и был ей почти не виден. И Таня тоже вдруг почувствовала себя кем-то вроде полководца перед битвой. Наверное, ей и в самом деле повезло, что из океана девушек на пути этого человека оказалась именно она.
Татьяна обернулась, посмотрела на постель. Седоватые виски блестели с боков крепкой головы Филиппа. И что-то опять ей напомнило и опять промелькнуло мимо. Она отвернулась и стала смотреть в окно. «Даже если потом ничего не будет, – подумала она, – я никогда не пожалею, что в первый же день отдалась этому человеку. Один вид на эту площадь как бы изнутри уже того стоит».
– Уже встала? – послышался спокойный голос.
Таня обернулась и увидела, что Филипп Иванович устроился на подушке поудобнее, и его глаза в сеточке морщин внимательно смотрят на нее.
– Хочешь пойти куда-нибудь?
– Нет, – сказала она. – Может быть, попозже. А сейчас просто полежим рядом. Я хочу, чтобы мы... привыкли друг к другу.
– Ну давай.
Она прямо в халате нырнула под нежаркое одеяло и почувствовала, как рука Филиппа Ивановича собственнически легла на ее бедро. Вскоре в спальне опять раздался мерный, солидный храп, и под его мелодию Таня опять заснула. Они проспали до вечера, а когда проснулись, она уже нисколько не жалела, что пропустила целый рабочий день.
– Пойдем, Татьяна, пообедаем.
Когда она вышла из ванной. Филипп Иванович разговаривал по телефону о каких-то делах. Таня натянула джинсы, курточку, причесалась перед зеркалом. Филипп Иванович опять оделся по-европейски: костюм, рубашка, красивый галстук. Сверху накинул легкое пальто. Таня оценила: импозантный мужчина. Он посмотрел на нее, усмехнулся.
– Сначала пройдемся по Риволи. Прикупим тебе чего-нибудь. Мне не нравится, что ты одета – как горничная в дешевом отеле.
Таня подняла высокую бровь.
– Серьезно? Мне еще никто не говорил, что я похожа на горничную.
– Я женщинам никогда не вру, – усмехнулся Филипп Иванович. – А кроме того, дочери надо подарок купить. Ты не забыла?
Вот и она усмехнулась. Между ними возникло что-то вроде шуточного поединка усмешек.
– Я не забыла. А вы, оказывается, меня дурили?
– В каком это смысле?
– Ну, что не знаете, где что продается.
Он немного прищурился.
– Признаюсь, дурил. Уж больно у тебя был отважный и важный вид одновременно. Конечно, ты ведь не просто в Париже туристка. Стажерка!
Таня нахмурилась. Может, и вправду она дурочка из дур? Она ведь и вправду ужасно гордилась своей стажировкой.
– Не печалься. Все познается в сравнении, – примирительно сказал Филипп Иванович, и они стали спускаться по лестнице, по которой (Таня сразу оценила) ходили многие знаменитости.
Портье сделал вид, что видит Таню впервые. Они вышли на площадь, пересекли Тюильри, где их обрызгал вялой струйкой фонтан, и очутились на набережной, после чего пошли вдоль одинаковых монументальных зданий по тротуару под сводами колонн.
– Очень люблю эту колоннаду, – сказал вдруг Филипп Иванович. – Никакой дождь тут не мочит.
– Это Наполеон построил. Вас прямо так к нему и тянет. То Вандомская колонна, то Риволи...
– Я бы сказал, что ты ко мне подлизываешься, – заметил Филипп Иванович.
– Ничуть. Я проверяю вас на всхожесть.
Филипп Иванович поднял обе брови, и они от переносицы треугольничком забавно перерезали лоб, захохотал:
– Женщины меня на всхожесть еще не проверяли!
– Мы на месте, – объявила Таня.
Они вошли в магазин дамской одежды. Мелким, быстрым шагом, свойственным деловым парижанкам, к Тане тут же устремилась молодая женщина, готовая к услугам. Продавцы и консультанты в магазинах давно научились отличать новых русских покупателей. И тут Таня испытала не совсем понятное чувство. Ее мечта сейчас сбудется: щедрый состоятельный господин хочет сделать ей подарок. Что потом? Он хочет сделать ее своей мимолетной любовницей или спутницей на время? А может, просто собирается кинуть кость? При его деньгах шмотье для Тани – просто копейки. Он ее таким образом поблагодарит и выкинет на дорогу, с которой, собственно, и подобрал? Таню вдруг затошнило от унижения.
– Знаете, – вдруг сказала она. – Вы меня извините, но я все-таки поеду в лабораторию.
Таня повернулась и направилась к выходу.
– Стоять! – строго сказал ее спутник и крепко взял за руку. – Успеешь уйти. А пока примерь-ка пальто. Я думаю, вон то, белое, очень тебе подойдет.
Редкая девушка устоит, чтобы не взглянуть хоть одним глазком на вещь, про которую говорят: «Это очень вам подойдет». Таня и не выдержала. Она повернулась и посмотрела на манекен со светлыми волосами. Он был одет в белое пальто классического дорогого стиля, украшенное широким черным пушистым воротником. Пальто было прекрасным, но Таня уже давно запала на другую вещь. Если бы у нее были лишние деньги, она купила бы себе модную курточку, сшитую как бы из кусочков шкур. И на соседний манекен была надета как раз такая курточка. Таня зажмурилась так, что чуть не выступили слезы. Все-таки раньше она никогда не выступала в роли продажной девки.
И Филипп Иванович понял ее чувства. Он наклонился к ней и прошептал на ухо: