– Вот и меня предали, – он хотел выговориться. Вряд ли секретарша завтра пойдет по офису сплетничать. Даже если и пойдет. Это будет завтра, а сегодня его распирало от желания разделить свою беду с кем-то. Казалось, что держать ее в себе более нет никакой возможности, иначе она выплеснется, как лава из проснувшегося вулкана, и понесется яростной рекой, сжигая и уничтожая все на своем пути. Именно так рождается состояние аффекта, после которого вышедшая из берегов личность с недоумением осматривает руины своей жизни, ужасаясь содеянному. Антон не хотел ужасаться и руин не хотел. Надо было всего лишь избежать прилюдного падения в грязь, но тогда нельзя садиться на коня. А без коня Никольский никак не мог, гордость не позволяла.
Катерина деликатно промолчала. Ну хочет человек выговориться, пусть говорит, если ему от этого полегчает. Ей не жалко. Торопиться ей некуда, дома никто особо не ждет, да и некрасиво отталкивать руку просящего. То, что Никольский именно просил, у нее не было никакого сомнения. Вряд ли этот зазнайка ждет от нее совета, но уже одно то, что он выбрал ее в качестве жилетки, почему-то льстило.
– Жена уходит. Она сегодня об этом скажет. Сейчас скажет. Они меня сидят ждут там. Глупо как-то. Могла бы наедине сказать. Боится, наверное. Я тоже боюсь. Вернее, противно. Нет, она нормальная женщина, хорошая, – он говорил все быстрее, словно боялся замолчать и оставить в себе хоть что-то. – И семья у нас была нормальная. Только я не заслужил, чтобы так… Нет, заслужил, наверное, только все равно не хочу, чтобы вот так. Они вдвоем, а я один, как хулиган перед педсоветом. И квартиру жалко. Я в нее столько вложил. Да нет, плевать на квартиру. Не о том… Она же будет говорить, какой я неправильный, что я делал не так. А я не хочу. Я все сам знаю. Но женщины очень любят говорить, раскладывать по полочкам, чтобы побольнее. А мне и так больно, очень больно. И злость такая, как будто обокрали, а я ничего сделать не могу.
– Не кричи, ребенка разбудишь, – умоляюще шепнула Катя. Ей казалось, что в этот момент в помещении был только один адекватный человек – она, поэтому именно она отвечала за девочку и за Никольского.
– Я плохим мужем был, – послушно зашептал Никольский. – Только я все сам знаю, а она очень любит говорить, чтобы подробно, как будто я идиот и ничего не понимаю. Ей тяжело со мной было, все правильно, только как же я? Да нет, я могу измениться, только с ней уже нельзя. А Ира имеет право, пусть. Только я не хочу, чтобы вот так, двое на одного. Противно…
Никольский вдруг замолчал. Катерина по лицу видела, что его мысли продолжают нестись вперед, только уже беззвучно. Наверное, Антон даже не осознавал этого.
«Странно. Я считала, что обманутый мужик должен поливать жену последними словами, а он даже оправдывает», – она посмотрела на Антона с внезапным уважением.
– Получается, что это она от меня отказывается, а не я от нее, – неожиданно громко прошептал Никольский. – Почему так? Ведь я не изменял, я старался. Она нашла другого, а я вынужден чувствовать себя ущербным. Я сейчас приеду, и они мне все скажут. И некуда будет деться, придется слушать.
Когда знакомые люди вступают в стадию семейного конфликта, сложно держать нейтралитет. Каждый неосознанно начинает примерять ситуацию на себя и занимает чью-то сторону. Несмотря на женскую солидарность и сложные отношения с Никольским, сейчас Катя была на его стороне. Еще вчера она бы подумала, что так этому наглому красавчику и надо, но это были эмоции, а сейчас она смотрела на Антона и искренне хотела помочь. Хотя бы советом, раз уж ей оказали высокое доверие.
– Но ты же можешь сказать первым, – робко предложила она.
– Не понял, – в его тоне не было ни капли былого высокомерия, только надежда, что она поможет, подскажет.
– Ты же можешь начать первым, – воодушевилась Катерина. – Сказать, что давно все знаешь и что так удачно, что все наконец-то собрались, есть возможность обсудить. Конечно, было бы лучше, если бы ты как-то уравновесил силы, то есть пришел не один. У тебя девушка есть? Не в смысле – подруга, а… Ну ты понял. Хотя бы на этот раз, чтобы пережить само объяснение. У нее есть кто-то, у тебя есть кто-то, все расстаются без обид и сожалений.
Если Антон и сожалел, то только о том, что придется пережить момент расставания в униженном положении рогатого мужа, а так – он с рогами, она с рогами, хорошая такая семья оленей.
– Есть у меня девушка, – уверенно кивнул он, а Катя вдруг расстроилась.
«Надо же, жаль. А я думала…» Ей даже самой себе было стыдно признаться, что такое она успела подумать.
– Ты посоветовала, ты и пойдешь, – он все равно просил, хотя пытался выглядеть уверенным в себе парнем, который знает, что делает, и убежден, что если помашет флажком, то все за ним помаршируют и даже побегут. Глаза у него были как у старой собаки, которую забыли в чужом месте: тоскливые, неуверенные, жалкие.
– Ладно, – она неопределенно качнула головой.
– Пойдешь? – он так крикнул, что сразу стало ясно – не верил, что Катя согласится.
– Пап, ты все? – Анюта поднялась с Катиных коленей и потянулась. – А я настоящая принцесса. Мы проверили. И Катя тоже.
– Ты есть хочешь? – Антон обнял девочку и чмокнул в макушку.
– Не знаю, – подумав, выдал ребенок. – Смотря что у нас на ужин.
– А вот сейчас поедем домой и узнаем, что у нас на ужин. На ужин у нас будут гости! – голосом людоеда прорычал Никольский. Он был слишком возбужден, поэтому веселился неестественно и натужно. – Катя поедет с нами! Мы же не бросим еще одну настоящую принцессу ночью одну!
– Поехали, – обрадовалась Анечка. – Я тебе кукол покажу. У тебя таких нет!
Ирина все продумала. Она даже рассчитала метраж обеих квартир, чтобы дать Антону уже готовые выкладки. Вряд ли муж будет спорить, скорее всего, от неожиданности согласится на все.
– Зря ты так, – Виктор чувствовал себя неуютно, как кот в лесу. Он бы предпочел, чтобы Ириша объяснилась без его участия, но любимой женщине требовалась тяжелая артиллерия. Она тоже нервничала и боялась.
– Что «зря»? – она дергалась не меньше спешившего на встречу Антона.
– Ну поговорили бы вдвоем.
– Да он не поверит! Будет считать, что никакого любовника нет. Он же уверен, что весь из себя исключительный и неповторимый и я ни на кого его не могу променять. Скажет, что я назло все придумала.
Она лукавила. Вряд ли Антон не поверит. Скорее всего – поверит, но именно этого Ира и боялась. Еще неизвестно, как муж отреагирует на столь ошеломительные новости. Жил себе жил, со стираными рубашками, горячим ужином и глаженым бельем – и вдруг всего лишился. Да еще жена, которую он столько лет воспринимал не только как неотъемлемый элемент повседневной жизни, словно подпорку в декорации, но и как свою собственность, вдруг переходит в чужую юрисдикцию. Тут у любого может крышу сорвать. Кроме того, натерпевшаяся от супруга Ирина хотела напоследок торжества справедливости. Пусть пожалеет, что все потерял! Пусть увидит, какой у нее замечательный мужик теперь, не чета ему: любящий, заботливый.