– Очень, – призналась Даша, тут же подумав, что вполне логично прозвучало бы в исполнении хозяина продолжение: «Вот пойди и свари».
– Я сейчас, – зевнул тот и с хрустом потянулся.
«Сейчас целоваться полезет, а я зубы не чистила, не умывалась. И вообще…»
– А знаешь, чего мне больше всего по утрам хочется? – томно спросил Харитон и снова зевнул.
«Ой. Только не это!» – заволновалась Даша, придумывая, как бы улизнуть в душ.
– Чтобы сегодня оказался выходной, – доверчиво поделился Ромео. – А еще – поесть. Я люблю поесть. А ты? Или, как все, на диете?
Последнее предположение прозвучало с оттенком презрительного снисхождения.
– Мне диета не нужна, у меня с фигурой проблем нет, – отрезала Дарья, проигнорировав тревожащее душу «все».
– Да, – кавалер одобрительно потрепал ее по спине, как кобылу по крупу. – Фигура у тебя что надо. Ты красивая.
– Спасибо, – хихикнула Даша.
– Не смейся. У меня вообще плохо получается слова складывать. Не мое это. Зато я добрый, верный и надежный. Женщины же это любят.
– То есть ты с каждой очередной подругой добрый, верный и надежный? – уточнила Даша. – Как трогательно.
– Почему же – с каждой. Мне вообще не до этих глупостей. Я ничего просто так не делаю.
– Харитон, родненький, как же ты умудрился такие стихи написать? Или это из старых запасов, и ты всех так дежурно очаровываешь?
– Не понравилось? – огорчился Баранов. – А я Райке говорил, не надо этого. Просто цветок, и все. А эта кукла: «Стихи, стихи, оригинально!»
– Не поняла, – Даша озадачилась. – Это не твои стихи?
– Да нет, конечно. Я стихов не пишу, я деньги зарабатываю. А стихи Рая написала. Она умеет. Собственно, это, наверное, единственное, что она умеет. Сестренка моя троюродная, из-под Пскова. Просили пристроить, а куда я ее? Вот и взял референтом. Ей название должности понравилось.
Дарья одурело хлопала глазами и пыталась осмыслить услышанное.
Крашеная кукла Рая написала изумительные стихи, а Харитон – неотесанный мужлан.
– Ну конечно, – сморщив крестьянское лицо, пробубнил Харитон, – вам, девушкам, больше поэты нравятся, чтобы красиво и в жабо под балконом, а потом этого стихоплета кормить, поить и ненавидеть всю жизнь за то, что он деньги зарабатывать не умеет. А я вот умею, а стихи, наоборот, не умею. И что мне теперь, расстраиваться из-за этого? Не мужское это дело, вот что. Зато честно. И никогда я ничего красивого не смогу для тебя ни сделать, ни соврать, зато я за тебя хребет любому переломлю и денег на тебя не пожалею. И любить всегда буду, как могу.
Вполне вероятно, что в Дашиной психике что-то сместилось за прошедшую ночь, но ей казалось, что никогда она не слышала более романтической фразы, чем обещание переломить за нее хребет любому. Да, пусть коряво, но она же все правильно поняла. Розово-мыльное «жизнь за тебя отдам, одной тобой дышу, луну с неба достану» вызвало бы лишь горькую недоверчивую улыбку. А тут так душевно получилось.
– Давай я тебе кофе сварю, – шепнула она и чмокнула Харитона в небритую щеку. Он лежал злой, недовольный и обиженный.
«У нас будут рыжие дети, обалдеть!» – неожиданно подумала Дарья и счастливо улыбнулась.
– А поехали к родителям в выходные, – смущенно пробормотал Баранов. – Познакомимся.
«Ой, Симка же к этой мамаше вчера ездила свататься, надо спросить, чего там и как», – вспомнила Даша, согласно кивнув.
– А ты ко мне переедешь?
– Так уже переехала.
– Тогда я сам тебе кофе сварю. Каждое утро не обещаю, но по праздникам и под настроение – будет, – удовлетворенно сообщил кавалер и замотался в одеяло. – Я еще пять минут поваляюсь и пойду.
– Тоша, а тебе идея рекламы понравилась? Ты ее принял? – вдруг спохватилась Даша.
– Ой, Тоша… меня так мама называет, – обрадовался Харитон. – А идея мне по барабану. Главное, чтобы реклама была. Реклама – двигатель торговли. Хорошая идея. Наверное.
Оправдание по поводу опоздания на работу было у Даши в кармане. Она встречалась с заказчиком, который принял проект. Говорить шефу про личные планы было преждевременно. Если Носов к ней небезразличен, то это может помешать работе. А Носов точно к ней небезразличен, в этом Дарья была уверена.
Как природное явление, солнечное утро объективно позитивный момент, но с точки зрения внутреннего мироощущения каждого конкретного индивидуума оно вполне может и не обрадовать.
Серафиму, например, ни голубое небо, ни птичий базар, ни почти по-летнему теплые лучи не радовали. Утром бабушка снова насела на нее с бредовой идеей про приворот, намекая, что «однако тенденция». Под тенденцией Анфиса Макаровна подразумевала сплошные неудачи на внучкином любовном фронте. Мужчины вели себя словно бройлеры, выращенные в одном инкубаторе, дружно отвергая предлагаемые дивиденды. С одной стороны, она даже радовалась, что с Сашей ничего не вышло, а с другой… Что ни говори – обидно, когда от тебя вот так откровенно отказываются.
– Здравствуйте, милая барышня, – к Серафиме семенил дед из крайнего подъезда. – А какая нынче погодка-то! А? Восторг, а не погодка.
– Да уж, погодка, – неопределенно подтвердила Сима, ускорив шаг. Общаться со скучающим пенсионером ей было некогда, да и незачем. Степана Игнатьевича знал весь двор. Он вечно инициировал митинги, собрания и протесты против несвоевременного вывоза мусора, некачественной работы дворников, недостаточного внимания депутатов к вверенному им народонаселению… В общем, язва, а не дед. Скорее всего, сейчас опять придется подписываться под очередной кляузой.
– Погоди, куды так погарцевала, – заорал Степан Игнатьевич, с несвойственной его возрасту резвостью нагоняя Серафиму.
– На работу опаздываю, – попыталась она отвязаться от старика. Но не тут-то было.
– Я спросить хотел, как бабушка?
– Моя?
– Ну не моя же! – задребезжал дед, зайдясь в жизнерадостном смехе. – Анфиса как?
– Хорошо, – удивилась Серафима. – А что?
– А можно я вечерком на чай загляну? – застеснялся Степан Игнатьевич.
– К нам?
– К вам!
– На чай?
– Ты издеваешься? – похоже, дед начал обижаться. – Не боись, не с пустыми руками. Печенья куплю. Ишь, заволновалась, чаю, что ли, пожалела?
– Мне для вас чаю не жалко, – оторопела Серафима. – Я понять не могу, с чего это вы вдруг в гости собрались?
– Так, ясное дело, с чего. Весна, птички, а Анфиса – женщина видная.
Дедова логика завернулась странной загогулиной, приведя Серафиму в состояние крайнего душевного дисбаланса. Похоже, бабушкин заговор начал действовать. Но почему так избирательно? Почему среди всех был отмечен этот старый кляузник?