Она торопливо сдернула юбку и притопнула ногой:
– Видала?! Толстые кривые окорока! Здравствуй, Дедушка Мороз! Излечи мне варикоз! Рассоси мне целлюлит! А то муж со мной не спит!
– Сама придумала? – мрачно процедила Надя, соображая, как прекратить истерику: дать по физиономии или облить водой?
– Нет, – неожиданно успокоилась Виктория и как-то даже сникла, сдулась, устав орать. – Мне сегодня этот шедевр стихосложения продекламировала одна юная оторва.
– Тебе делать нечего: всякую ерунду слушать и на свой счет принимать? Шла бы мимо, – пожала плечами Надя.
– Я не могла мимо. – У Вики запрыгали губы, но она все еще пыталась справиться с собой. – Это было в моей постели! В моей итальянской кровати, которую я заказывала по каталогу и месяц ждала! Месяц!
– Форменный бред, – пробормотала Надя. В голову приходили мысли про внезапное помешательство или наркотики. Другого объяснения этому бессвязному лепету быть не могло.
– Если бы. Я подумала, что забыла выключить утюг, и вернулась. У нас домработница только к часу приходит. Я вернулась, я вернулась… – вдруг снова запела Вика и попыталась засмеяться. Лицо исказила жуткая гримаса.
Надя начала догадываться, что произошло, и в желудке противно тоненько заныло.
– Влетаю в комнату, а тут мой благоверный, страшно занятой бизнесмен, отбывший утром на совет директоров, верхом на… на… на этой лошади Пржевальского! Набор костей, силиконовые сиськи и конский хвост. Блондинка! Крашеная! Да ей лет двадцать! Я, представляешь, так и сказала сдуру. Не заорала даже, ничего не сделала, а просто сказала: «Она же сопливая совсем». А эта заржала и продекламировала стих. И Андрей заржал. Можешь себе представить? Мой муж лежит голый рядом с малолетней шалавой и потешается надо мной. Потом встал, неторопливо так, натянул портки, отвел меня в кухню и говорит, дай, мол, нам спокойно одеться и уйти. Сама все видишь и понимаешь. Тебе уже за сорок, дефекты свои сама знаешь, ты же умная баба, а я рядом с Таей чувствую себя моложе лет на двадцать. Не мешай нашему счастью. Надьк, ты вот мне объясни, почему я их не убила? Почему сидела, как баба на чайнике, и ждала, пока они свалят. Кстати, он даже деньги все наличные забрал из сейфа. Не волнуйся, говорит, за меня, живи спокойно, я квартиру сниму, сыну деньгами помогать буду. Я так и не поняла, кому он снимет: себе или мне? Эта-то на него оформлена. И собирается ли он помогать деньгами своей престарелой супруге? Как-то так все рухнуло в один момент. И то ли я у разбитого корыта, то ли у меня даже корыта нет.
– Хочешь, я ему позвоню и сама все спрошу, чтобы ты не мучилась? – Надюша погладила подругу по руке. Надо было сказать хотя бы что-нибудь.
– Слушай, позвони, а? – вдруг жарко зашептала Вика и вцепилась в Надю железной хваткой. – Только ты, вот что, слушай, что там на фоне, какие звуки. В смысле с ней он или на работе. И спроси так: типа ты ничего не знаешь, просто интересуешься. Мол, как же теперь быть? Ты запоминаешь?
Вика хоть и была пьяна, но необходимость уладить финансовые вопросы быстро реанимировала ее умственные способности.
– …короче, так. Спрашиваешь, как же теперь Вика? Будет ли он давать мне деньги? Что с квартирой? Будет ли он разводиться? Нет, стоп! Не надо ему подсказывать ответы. И смотри на меня: если киваю, все говоришь правильно, если машу руками, заткнись и смотри, что я напишу. Ну, давай, не сиди квашней, звони!
Вика пихнула ей в руки телефон.
– На работу или на трубу?
– На трубу, конечно! – раздраженно простонала Красовская. – Не видишь, мне плохо, не тяни резину!
– Вика, тогда мне со своего телефона надо звонить. Он же увидит номер. Как я могу звонить из его дома, если с тобой не виделась и подробностей не знаю?
– Это не его дом! Это мой дом! Не умничай, звони со своей трубы!
– Все, все, звоню, – сдалась Надюша, а про себя подумала: «Все. Облом. Взять в долг не получится. И еще неизвестно, что страшнее: у меня или у нее. Как же так. Как-то все сразу посыпалось, сломалось, как будто ехал с ветерком и влетел в бетонную стену. Все. Конец…»
– Алло, чего тебе? – сердито проворчал в трубке Андрей. На заднем плане что-то ворковал манерный женский голос, называя Красовского Плюшиком.
– Что у вас там случилось? – бодро начала Надя.
– А тебе что?
– За подругу волнуюсь.
– Твоя подруга, ты и волнуйся. А ко мне не лезьте.
– Да я не лезу, я просто спросить. Я ж тоже когда-нибудь замуж выйду. Поделись хоть, чего вам, мужикам, не хватает, чтобы я на те же грабли не встала.
– Слушай, Иванцова, вряд ли тебе так повезет и кто-нибудь тебя на эти грабли загонит. Уж больно у тебя прибабахов много, – огрызнулся Андрей. – А подруге своей, которая небось рядом сопит и желчью давится, передай, что мужчине нужна молодая, красивая, терпеливая, верная и послушная! Ясно? Молодой и красивой твоя подруженция была давным-давно, еще когда я на ней женился, терпеливой только до свадьбы, верной в критические дни, а послушным у нас был я! Так что в нашем тандеме сформировался бросающийся в глаза диссонанс!
Вика, ничего не слышавшая из этой обличительной речи, приплясывала рядом с круглыми глазами и тщетно тянула шею в надежде уловить хоть что-нибудь.
– Ты, Иванцова, за свою подругу не волнуйся. Она на хлебном месте работает и без моих денег не пропадет!
Женский голос на заднем плане перестал кокетливо гнусавить и сменился на напряженную тишину, осязаемо вмешиваясь в яростный монолог Красовского.
– Пусть ее теперь другие содержат и про себя гадости слушают! Я тряпка, я размазня, я рохля! А теперь у нас случилось восстание рабов. Истории известны такие факты.
– Но это нечестно! Вика не виновата, что ей… что ей уже не двадцать лет! – вспыхнула Надя.
Красовская, мельтешившая в группе поддержки, состроила свирепую рожу и, ткнув пальцем в сторону трубки, оттянула щеки, потом хлопнула себя по темени и обрисовала огромный живот.
– А ты вообще… – тут Надя растерянно посмотрела на Вику и шепотом уточнила: – Беременный урод?
«Старый, лысый, толстый!!!» – быстро написала на листочке Красовская, погрозив парламентерше кулаком.
– Можно подумать, ты сам молодой и красивый, – оживилась Надя. – Ты постарел, Вика тоже…
Тут подруга ткнула ее кулаком в бок и яростно покрутила пальцем у виска.
– …Вика тоже тебя терпела, хотя сама неплохо сохранилась для своего возраста.
Красовская замахнулась на нее туфлей, и Надя поспешно исправилась:
– Да она выглядит лет на тридцать!
– На два раза по тридцать! – прошипел женский голос в трубке Андрея.
После короткого шуршания Красовский рявкнул:
– Отвяжись, Надежда! Займись своей личной жизнью, а в нашу не лезь! У меня теперь своя личная жизнь, у Вики твоей ненаглядной – своя! И, поверь мне, очень разнообразная, хотя ты и сама в курсе!