Добрые дела возвращались не только в сказках, но и в жизни, которая на сказку походила, как саранча на «Боинг-747». Если бы он попросил «десять баксов до зарплаты» сейчас, то она ни за что бы не дала, так как Эдика знали все: деньги он спускал в клубе, долгов не отдавал и вообще жил сегодняшним днем, как стрекоза. Но тогда она постеснялась отказать и, как выяснилось, не зря. Ничего особенного он не сделал, но прическа как-то неуловимо преобразилась, приобретя стильность и изюминку.
Внешность, переставшая быть трагедией и поводом для стеснения, повлияла и на внутренний мир Надежды. Красивая женщина, в отличие от дурнушки, идет по жизни более твердой походкой, так как уверена, что всегда найдется рыцарь, готовый подставить плечо. Собственно, и рыцарь у Надюши был, и достойная работа, и даже неожиданное уважение коллег. Ее полюбили за безотказность, неконфликтность и такт. Надя охотно подменяла сменщиц, покрывала опоздавших и не участвовала в склоках. Подумав, Надежда сама пустила невнятный слух о том, что у нее есть серьезные финансовые проблемы, при этом, когда сердобольные любопытствующие пытались выцарапать подробности, девушка краснела, выжимала скупую слезу и протяжно вздыхала. Пару раз вздох получился таким прочувствованным, что поползли сплетни о тяжелой болезни то ли самой Нади, то ли кого-то из близких. Однажды краем уха Надя даже уловила нечто совершенно немыслимое про брата-наркомана, которого содержат в дорогущей лечебнице. Стыдно ей не было. Сама она не врала, поскольку долг, подаренный папашей, безусловно, можно расценивать и как личную трагедию, и как крупную финансовую проблему, а уж что там нафантазировали девочки, ее не касалось. Зато эти слухи вполне объясняли скромную одежду, так как Надя жалела денег на тряпки. Как и всякая молодая девушка, она очень, до дрожи в коленях и тумана в голове, хотела выглядеть красиво. Каждый день по дороге домой она смотрела на праздничные витрины дорогих бутиков и мечтала, мечтала, мечтала. А еще ненавидела отца. Если бы не он, в Надюшиной жизни сейчас не было бы этого страшного денежного провала, черной дыры, в которую засасывало время, силы и зарплату. Надя зарабатывала столько, что, казалось, можно чувствовать себя королевой, а на деле получался сизифов труд. На работе ее жалели, подкидывали денежные заказы, тем более что особой конкуренции не было, немецкий язык на нужном уровне оказался только у нее.
Надя не сломалась, она лишь пригнулась, словно упругая лоза, готовая в любое мгновение распрямиться. Только нужно было как-то дождаться этого мгновения.
На день рождения, про который коллегам нашептала Вика, ей подарили конверт с деньгами. Это было так кстати, что Надюша не выдержала и расплакалась. Первый процент за два месяца она выплатила, оставшихся денег хватало только на дорогу, но начальная ступень была взята. У нее получится, обязательно получится. Любой ценой.
– Молодец, Иванцова. – Вика шагала рядом, благоухающая, холеная и немного взвинченная. Она озиралась по сторонам и как-то чересчур тревожно стреляла глазами. – Только одного не могу понять, когда ты уже прибарахлишься?
– Когда, когда, – попыталась увильнуть от ответа Надя. – Когда надо. Сейчас у меня другие планы.
– Надьк, поделись, а то вдруг я чего-нибудь умное посоветую, пока ты дров не наломала, – улыбнулась Красовская и так бессмысленно мазнула по Надежде взглядом, что та не выдержала:
– Ты кому глазки строишь? Чего ты озираешься?
– А что, заметно? – вдруг испугалась Вика.
– Да не то слово! Как партизан в тылу врага с гранатометом наперевес!
– Надька… – Вика как-то вдруг сникла, и сразу стали заметны морщинки, отчаяние во взгляде и усталость. – Он со своей кобылой по выходным ходит обедать в наш ресторан! Он меня туда водил только по праздникам! А ее все время! Ну за что мне это? Там все знакомые ошиваются. Что про меня думать будут, говорить?! Да я все понимаю, сама с удовольствием такие истории обмусоливала, да только мне ж и в голову никогда прийти не могло, что меня тоже вот так же под зад ногой можно! Я же старая уже, как баобаб, меня только на дрова. И то береза лучше горит!
– Чего ты прибедняешься? Какие дрова? А ты что, следишь за ним? – неожиданно догадалась Надюша. Раньше Вика так гордо и презрительно говорила о расставании с Андреем, что, казалось, участь его решена и реабилитации не подлежит: вычеркнут и выброшен. Жизнь как медаль с двумя сторонами, каждая из которых может оказаться изнаночной. Оказывается, это Вика считала себя вычеркнутой и даже, вероятно, пыталась вернуть загулявшего мужа.
На самом деле Вика была уверена, что супруг, накувыркавшись с юной дурехой, прибежит просить прощения. Ей даже в голову не приходило, что там может быть что-то серьезное. В первую неделю после расставания она ложилась спать при макияже, в любую минуту ожидая возврата принадлежащего ей имущества в виде виновато пыхтящего Красовского. К исходу второй недели она начала беспокоиться и поменяла на дверях замки. Параллельно она проконсультировалась с адвокатом, успокоившим мадам Красовскую: имущество можно и нужно делить, поле боя не покидать, на уловки не поддаваться.
Андрей поразил ее невероятно. Вместо того чтобы искать пути к примирению, он начал настоящую войну с запугиваниями, скандалами и выпиливанием замка болгаркой. Пронырливая блондинка, словно лиса, почуявшая дичь, терлась рядом и подзуживала. Следовало признать, что на данном этапе Вику переиграли, девица оказалась умнее, чем хотелось бы.
– Война – так война, – ощетинилась Виктория, но закон был не на ее стороне. Поделить имущество можно было только после развода, и никак иначе. В крайнем случае – параллельно. Но разводиться она боялась. Даже не боялась, а элементарно не хотела закреплять фактическое отсутствие мужа еще и формальным.
Сам Красовский с разводом не торопился. Как расценивать этот факт, Вика не знала, а от этого постоянно нервничала. Конечно, ни о какой любви уже не могло быть и речи, но в происходящем, во-первых, просматривалась явная социальная несправедливость, так как Викин кошелек существенно сдулся, а во-вторых, имела место незавершенность действия. Пока комара в спальне не добьешь, спокойно поспать не получится. Так и жить спокойно, когда у тебя увели мужа, невозможно. С одной стороны, этот безмозглый самец должен понять, что ошибся, причем, желательно, как можно быстрее, поскольку ждать нет никаких сил. А с другой – соперница должна поплатиться. Такие развязки, успокаивающие нервы зрителей и пострадавшей стороны, бывают лишь в кино. Реальная жизнь мало приспособлена для торжества справедливости. По эту сторону экрана брошенная женщина так и остается брошенной, униженной и неотомщенной. Более того, она даже не имеет возможности быть гордой и независимой, если имела неосторожность родить наследника. Вика утешала себя тем, что ей хотя бы не придется, как в молодости, отстаивать очереди к судебному приставу, писать бесчисленные заявления и получать жалкие крохи алиментов, а то и вовсе отписки. Но утешение было слабым и никак не способствовало душевному равновесию. Жить в подвешенном состоянии долго нет никаких сил, поэтому брошенные дамы, и Вика не была исключением, развивают бурную и весьма бестолковую деятельность сначала по возвращению, а в случае неудачи – по отмщению своей поруганной чести. Как правило, кроме дополнительного захоронения нервных клеток, депрессии и бессонницы эти телодвижения ничего не приносят. А зачастую вдруг выясняется, что далеко не все на твоей стороне и некоторые даже норовят объяснить страдалице ее ошибки и слабые стороны. Дескать, в следующий раз так не делай. А какой следующий раз, если, к примеру, даме за сорок, а то и вовсе за пятьдесят, у нее тут целлюлит, там морщины, а здесь и вовсе срам? Не каждая в состоянии поверить в свои силы и начать жить заново, особенно учитывая предыдущий печальный опыт. Мудрая женщина побоится наступить на одни и те же грабли дважды. Но как быть, если мужик и есть те самые грабли? Тупик получается.