В то же самое время на площади Пале-Бурбон, на левой стороне, Лиана с дочерьми ждала возвращения Армана. Для него последняя неделя выдалась особенно напряженной, но, как это ни странно на первый взгляд, она же принесла ему спокойствие — наконец-то все пришло в движение. Улицы были оклеены плакатами, призывавшими мужчин записываться добровольцами. И сегодня по дороге из парка домой девочки увидели множество новых надписей и лозунгов. Лиана старалась объяснить им, что происходит. Элизабет была еще слишком мала, чтобы что-нибудь по-настоящему понимать, к тому же она слишком пугалась ружей и пистолетов, а вот Мари-Анж уже живо всем интересовалась. Она старательно прочитывала няне и сестренке все встретившиеся им по дороге надписи: инструкции, как вести себя при возможной газовой атаке, предупреждения о запрете зажигать фары автомобилей по вечерам, распоряжения о затемнении на окнах. Прошедшей ночью Париж действительно был освещен скудно.
На улицах так много машин, объясняла дочерям Лиана, потому что многие уезжают из Парижа. И действительно, люди везли с собой самые невообразимые вещи — даже стулья и столы, привязанные к крыше автомобилей и закутанные в чехлы, а рядом с ними детские коляски, кастрюли, сковороды. Началась эвакуация. Парижан просили не создавать больших запасов продуктов и не паниковать, насколько это возможно. Чтобы отвлечь дочерей от всего этого, Лиана повела их в Лувр, но он оказался закрыт. Сторож сообщил им, что многие сокровища музея уже подготовлены к отправке в провинцию, где их постараются надежно укрыть. Повсюду на людных улицах в обрывках долетавших разговоров слышались слова «Nous sommes co-cus» — «Нам наставили рога», имея в виду пакт между Москвой и Берлином. Лиана уже слышала эту фразу от Армана. Но ей все еще не верилось, что так действительно произошло.
— Как ты думаешь, могут немцы напасть прямо завтра? — весело спросила Мари-Анж за завтраком через пару дней после начала кризиса.
Лиана только грустно покачала головой — теперь и дети думают о том же.
— Нет, сердечко мое, это будет не так скоро. Мы все надеемся, что этого вообще не случится.
— Но я слышала, как папа говорил…
— Не следует слушать разговоры взрослых.
Но Лиана тут же поймала себя на мысли, а почему, собственно, не следует? Все вокруг последние дни жадно слушали друг друга — вдруг узнают что-то новое. Каждый жаждал информации.
— Вот почему солдаты уехали на границу — они будут нас защищать.
Мари-Анж имеет право знать о том, что происходит, по крайней мере, в общих чертах. Однако и пугать ее Лиана не хотела. Но ведь вокруг все боятся? Снаружи стараются сохранить спокойствие, а в глубине души боятся, причем боятся до такой степени, что, когда в четверг стали проверять работу сирены, предупреждающей о нападении с воздуха, это проделали как можно быстрее, чтобы не пугать парижан. Так что звучала сирена лишь несколько мгновений, однако стоило ей завыть, как город замер — казалось, все люди затаили дыхание и с облегчением перевели дух, когда сирену наконец выключили.
Первого сентября парижанам снова пришлось затаить дыхание — пришло известие: Гитлер напал на Польшу. Нечто подобное уже было год назад, когда Германия заняла Чехословакию, но тогда всех успокоило Мюнхенское соглашение. Чехословакия сыграла роль жертвенного ягненка, предотвращающего новые жертвы. Но теперь, опираясь на пакт о ненападении с Россией, Германия уже не опасалась остальных европейских стран и пустила свои полчища в мстительный поход по Польше. Арман рассказывал об этом Лиане, заехав домой на ленч. Она слушала его не прерывая, и слезы катились по щекам.
— Бедные люди, мы можем им как-нибудь помочь?
— Мы слишком далеко от них, Лиана. И англичане тоже. Конечно, мы им поможем, но не сейчас. А в настоящий момент… — Он не мог договорить.
В тот же самый день Ник сидел в библиотеке дома, который снимал на авеню Фош, и смотрел в окно. Он снова позвонил в Канны — ему сказали, что Хиллари уже уехала. После предыдущего телефонного разговора прошла неделя, а ее все не было. Ему сказали, что она сдала номер утром, но нет, мсье, никто не мог сказать, как именно она собирается возвращаться в Париж. Ник надеялся, что Хиллари выехала поездом и скоро будет дома. Теперь он очень сожалел о том, что привез их с Джонни во Францию. Дело шло к войне.
Следующий день прошел в напряженном ожидании. Вся Европа ждала новостей о событиях в Польше. Вечером Арман рассказал Лиане о том, что ему удалось узнать по дипломатическим каналам. Варшава горит, потери польской стороны очень велики, но поляки люди храбрые и сдаваться не желают. Они будут биться с немцами до конца, предпочитая доблестную смерть капитуляции.
Вечером в комнатах становилось мрачно из-за тусклого освещения и тщательно занавешенных окон. Оба долго не могли уснуть. Лиана думала о тех, кто сейчас сражается с нацистами в Польше, ни о чем другом она просто не могла думать. Она думала о женщинах, таких же, как она сама, которые сейчас с дочерьми сидят по домам… или женщины и дети тоже вышли на поля сражений? Перед ее глазами вставали ужасные образы.
Но на следующий день, третьего сентября, думать пришлось уже не только о Польше. На этот раз новости принес не Арман — он не смог заехать домой днем и вернулся только поздно вечером. Незадолго до этого по радио сообщили, что к западу от Гебридских островов немецкая подводная лодка потопила британское судно «Атения». Реакция последовала мгновенно. Британия объявила Германии войну. Франция присоединилась к ней, выполняя взятые перед Польшей обязательства. Закончилась эпоха предположений и догадок. Европа была охвачена войной.
Лиана сидела в гостиной и смотрела в парижское небо, глаза были полны слез. Она поднялась с места и пошла к дочерям, чтобы сообщить им новость. Девочки дружно заревели, а за ними заплакала и гувернантка. Так они сидели и плакали — две взрослые женщины и две маленькие девочки. Но потом Лиана все-таки заставила дочерей умыться, а сама пошла готовить для всех обед. Слезами горю не поможешь, сказала она.
— Теперь мы должны делать все, чтобы помогать папе.
— А он теперь станет солдатом? — Элизабет смотрела на мать огромными голубыми глазами. Девочка внезапно расплакалась, да так сильно, что буквально зашлась в рыданиях над тарелкой. Лиана погладила дочь и покачала головой:
— Нет, дорогая. Папа служит Франции по-другому.
— Кроме того, он слишком старый, — рассудительно добавила Мари-Анж, чем удивила Лиану, которая никогда не думала об Армане как о старом человеке. Удивило ее и то, что дочь вообще думает о возрасте отца. Ведь он так энергичен, так моложав, что его возраста как-то и не замечаешь. Элизабет немедленно вступилась за папу.
— И ничего он не старый!
— Он слишком старый!
И прежде чем Лиана успела вмешаться, девочки уже дрались. Кончилось тем, что она отшлепала обеих, они кое-как успокоились, и после ленча Лиана отправила их вместе с гувернанткой тихо играть в детской. Лиана решила не отпускать их во двор — кто знает, что теперь может случиться. Франция официально вступила в войну, и теперь можно ожидать чего угодно — от воздушного налета до газовой атаки, пусть лучше посидят дома. Лиане очень хотелось поговорить с Арманом, но она не решилась отрывать его от важных дел.