— Значит, вы позвали меня сюда, чтобы обсудить мои жилищные условия?
Герцог пригладил ладонью свои черные как вороново крыло волосы и тихонько фыркнул.
— Предполагается, что вы должны доказать свою ценность пэрам. Лучшим средством для этого являются светские разговоры.
— Плевать на светские разговоры. Что вы хотите?
— Вам следует еще раз зайти в наш клуб Беннет. Там вы можете ворчать и чертыхаться сколько душе угодно. На публике не надо. — Вздохнув, Соммерсет повернулся спиной к каменному ограждению балкона и прислонился к нему. — Отец Лэнгли — граф Трашелл.
— Я знаю. За три года он мне буквально все уши прожужжал размерами своего будущего наследства.
— Так вот. Трашелл обратился с просьбой о приеме его в Африканскую ассоциацию. Для вступления требуется, чтобы две трети голосов было подано «за». Он их пока не набрал. Но наберет. Книга его сына привлекла к нам большое внимание. Поэтому серьезных возражений против его членства не будет, несмотря на тот факт, что он не обогатил никаким ценным достижением ни ассоциацию, ни Англию. Можно сказать, его вклад — он сам.
Беннет выругался и с размаху стукнул кулаком по каменным перилам.
— Полагаю, вы проголосовали «за», — проворчал он.
— Отнюдь. Я уже сказал, что верю, вашему рассказу и не хочу, чтобы отец мошенника участвовал в выработке направления дальнейших исследований Африканского континента. И не хочу иметь связи с этим семейством.
Беннет повернулся к собеседнику и несколько мгновений молча смотрел на него.
— Спасибо.
— Знаете, у меня был шанс пригласить Лэнгли в наш Клуб авантюристов, когда он вернулся, а вас все считали мертвым. Иногда меня восхищает собственная проницательность. — Он усмехнулся, выпрямился и направился в бальный зал — Не разочаруйте меня, капитан.
Герцог ушел. Проводив его взглядом, Беннет снова обратил свой взор на освещенный фонарями сад. Все его инстинкты кричали, чтобы он немедленно отправлялся в Дувр и отобрал у Лэнгли свои дневники, пока тот не успел их уничтожить или как следует спрятать. Вот только он был убежден, что Лэнгли не возил дневники с собой. Если он поторопится с обвинениями, то не видать ему своих дневников. Ему никогда не удастся доказать, что в действительности экспедицию возглавлял он, а Лэнгли всю дорогу только ныл и задирался, и несколько раз из-за него чуть не перебили всю экспедицию.
Нет, капитан Вулф решил, что останется на своем месте, а Лэнгли пусть поломает голову, стараясь угадать, какую игру он затеял. Он нанесет удар в подходящий момент, и не раньше.
Такое решение позволяло Беннету позаботиться о том, что неожиданно захватило его и теперь не желало отпускать. Каковы бы ни были остальные проблемы, он был твердо намерен как можно ближе познакомиться с Филиппой Эддисон, и сделать это в самое ближайшее время.
Долгие недели плотный навес из листьев почти полностью скрывал небо. Но как-то вечером мы разбили лагерь на вершине невысокой горы. Ночью небо явилось во всей красе. Тысячи звезд казались такими крупными, словно по ним можно было ходить. Ярче всех сиял Южный Крест. Это созвездие напомнило мне, что я нахожусь в экспедиции, подобной которой еще не было в моей жизни. Теперь, обращая свой взгляд к небесам, я всегда ищу его. Оно для меня красивее самой прекрасной девушки в бальном зале.
Из дневников капитана Беннета Вулфа
Когда Беннет Вулф направился через зал к ней, сердце Филиппы забилось чаще. Ей казалось, что все собравшиеся гости проводили его взглядом. Высокий, худощавый и очень грациозный, он напомнил ей — пусть это можно считать штампом, зато каким верным! — пантеру на охоте. За ней.
Он остановился перед ней.
— Это наш танец, — сообщил он.
— А где Керо?
— На пальме. Ей, кажется, там понравилось. Ну, идемте же!
Приклеив на лицо улыбку, чтобы скрыть внезапную нервозность, Филиппа взяла его за руку.
— Я вернусь через несколько минут, мама.
— Развлекайся, дорогая. Твой отец обещал составить мне компанию.
Нежно сжав пальцы своей спутницы, Беннет повлек ее в центр зала.
— Ваша мать, — тихо спросил он, — нездорова?
— Она поправляется после легочного недомогания. Это ее первый выход в свет за две недели.
— Вы, очевидно, очень добры, раз не оставляете ее одну. Филиппа повернула голову.
— В «Прогулке с фараонами» вы написали, что ваша мать умерла от простуды, когда вам было девять лет. И я почувствовала себя счастливой… что моя мать жива.
Зеленые глаза потеплели.
— Спасибо вам. Вы первая, кто упоминает эту книгу, не добавляя в то же предложение скорпионов и гадюк.
— Это восхитительная книга. Расхитители гробниц, переходы по пустыне, пирамиды и все такое. Вы действительно думаете, что это солдаты Бонапарта отстрелили нос сфинксу?
— Так говорят местные жители. Лично я считаю, что они могли это сделать сами, по крайней мере, частично. — Достигнув середины зала, Беннет повернулся к своей спутнице. — Я не хочу говорить о пирамидах, — заявил он, одной рукой обнимая ее за талию, а другой, сжимая чуть дрожащие пальчики. Оркестр начал играть, и он увлек ее за собой в вальсе. О да, он умел танцевать.
Филиппа вздохнула и попыталась обрести контроль над эмоциями. Он был очень близко. От него пахло кожей и почему-то орехами. Это работа Керо, сообразила она.
— Керо ведет себя хорошо, — проинформировала она. Вот так. И ни слова о пирамидах.
— Ничто так действенно не убеждает ее вести себя прилично, как изобилие еды.
— Она когда-нибудь наедается досыта?
Беннет тихо засмеялся — волнующий, низкий звук.
— Возможно, но я не замечал. — Он привлек девушку к себе чуть ближе. — Скажите, Филиппа, кто за вами ухаживает?
Вопрос ее удивил — ответ на него знали все обитатели Мейфэра. Но ведь Беннет Вулф провел три года в Конго.
— Никто.
Его высокий лоб перерезала глубокая морщина.
— Значит, с вами что-то не так?
Филиппа фыркнула и поспешно опустила голову. Проклятие, она так и не избавилась от этой привычки. Уж сколько Ливи ее дразнила — все без толку.
— У меня очень красивая старшая сестра, которую Господь щедро наделил способностью флиртовать и очаровывать. Я же получила короткие ноги, нетерпеливость и очень мало такта.
Капитан ухмыльнулся:
— Но все же я повторяю вопрос: что с вами не так? Филиппа лишь покачала головой:
— Я бы предпочла поговорить о ваших исследованиях. Обнимавшие ее руки напряглись, потом снова расслабились.
— Тогда один вопрос, — сказал он, — только один. Но это же несправедливо! И недостаточно! И, кроме того, на них же люди смотрят! Ладно, пусть не на них, а по большей части на него, но ведь их тела соприкасаются. Плечи и бедра, если быть точной. А это отвлекает. И возбуждает.