Конюх и грум Грегора, Чамберс, вышли из конюшни, чтобы помочь управиться с лошадьми. Грегор стоял у огромных ворот конюшни, готовый закрыть их, как только люди и лошади окажутся внутри. Падающие снежинки белели по нескольку секунд на его темных волосах, прежде чем растаять, но на их место тотчас опускались другие. Венеция подумала о том, как почувствовала бы себя, превратившись в снежинку и опустившись на мягкие темные волосы Грегора в том самом месте, где его теплая кожа уходит под воротник.
Легкая дрожь охватила её. «Прекрати! – приказала она себе. – Это всего лишь Грегор».
Но на «всего лишь Грегора» стоило посмотреть. На нем была все та же верхняя куртка, но расстегнутая, как будто он только что снова накинул ее на плечи. Под курткой темно-синий пиджак с серебряными пуговицами; галстук белоснежный, жилет красный с темными пуговицами; черные бриджи обтягивают мускулистые ноги и далее уходят в начищенные до блеска, тоже черные сапоги для верховой езды.
Окно запотело от дыхания Венеции, и она снова протерла стекла рукавом платья.
Это движение привлекло внимание Грегора, он повернул голову и посмотрел на окно.
Глаза их встретились, и Венеция застыла на месте, не в силах пошевелиться. Несмотря на то что от окна тянуло холодом, она вся горела, словно в лихорадке.
Глаза у Грегора потемнели, брови чуть дрогнули. Венеция принудила себя улыбнуться как можно естественнее, хотя гулкие удары сердца отдавались у нее в ушах. Это всего лишь Грегор. Только Грегор.
Конюх что-то сказал Грегору, и тот повернулся к нему, чтобы ответить. Это заняло какие-то секунды, но Венеция успела спрятаться за шторы и теперь могла наблюдать за происходящим во дворе, оставаясь незамеченной.
Она еще некоторое время постояла так, воображая, будто Грегор захочет еще раз взглянуть на окно и проверить, на месте ли она. Разочарует ли его ее отсутствие? Быть может, ему необходимо ее видеть и…
«Господи, что я делаю? Мне вовсе не надо, чтобы ему хотелось видеть меня здесь, видеть, как я таращусь на него, словно дурочка!»
– Это все из-за нелепого несчастного случая с каретой, – пробормотала Венеция.
Она прерывисто вздохнула. Она вовсе не таращилась, просто наблюдала за ним. А это совсем другое дело. Венеция слегка наклонилась вперед и на секунду перехватила мимолетный взгляд Грегора – он в это время держал под уздцы лошадь, которую Чамберс привел к гостинице в поводу. Оба они внимательно осматривали одну из задних ног животного.
Венеция нахмурилась. Быть может, лошадь, бедняжка, растянула мышцу во время несчастного случая? Надо после обеда сходить в конюшню и посмотреть. Она снова перевела взгляд на Грегора. Теперь он стоял рядом с лошадью, положив руку ей на спину, и слушал, как Чамберс что-то ему взволнованно и торопливо рассказывает, скорее всего подробности происшествия с каретой.
Венеция вздохнула: обидно видеть так много и слышать так мало. Она уставилась Грегору в затылок, заметив, что влажные от талого снега волосы снова свернулись кольцами у него на воротнике. Венеция сморщила нос и резким движением задернула шторы, надеясь, что Грегор обратит внимание на этот ее демарш. Пропади оно пропадом, нелегко состоять в дружбе с мужчиной, у которого волосы всегда лежат лучше, чем у нее.
В дверь постучали, и Венеция отворила ее.
Миссис Тредуэлл стояла в коридоре с полным ведром воды, от которой шел пар.
– Я подумала, может, вам понадобится теплая вода, чтобы умыться.
Хозяйка гостиницы протиснулась в комнату мимо Венеции и налила воды из ведерка в тазик на умывальнике.
– День был такой суматошный.
– Да, это верно, – согласилась Венеция. – Я бы хотела… впрочем, нет, это пустяки.
– Чего бы вы хотели?
– Я хотела спросить, нельзя ли мне принять ванну.
Горячую ванну она любила так же сильно, как свежие горячие лепешки со сметаной. Миссис Тредуэлл заулыбалась:
– Разумеется, можно! У меня есть хорошая ванна из меди. Сестра прислала из Йорка. У нее дома точно такая же. Когда я у них гостила, увидела ее и сказала, что просто до смерти хочу такую. И можете мне поверить, на следующий год она мне ее прислала!
– Как это мило с ее стороны! Мне повезло.
– Я велю Элси нагреть воды, пока вы будете ужинать. Ужин уже на столе. Уильям, муж Элси, он у нас конюхом работает, принесет ванну и воду к вам в комнату.
– Большое вам спасибо.
– Не за что. Я люблю, когда моим гостям хорошо. А вы, даст Бог, расскажете о нашей гостинице вашим друзьям в Лондоне.
– Сделаю это с радостью, – сказала Венеция, хоть и не представляла себе, кто бы мог пуститься в бегство в ближайшее время. – Я сейчас приведу себя в порядок и присоединюсь к обществу внизу.
– Отлично, мисс. – Миссис Тредуэлл направилась к двери. – Пойду отнесу оставшуюся воду миссис Блум и ее компаньонке. Миссис Блум – дама несговорчивая, то и дело жалуется на что-нибудь. Она напоминает мне мою свекровь. – Лицо миссис Тредуэлл приняло сердитое выражение. – Подумать только, она посмела мне заявить, будто простыни у нас сырые! Как будто я могу допустить такое у себя в гостинице!
– Быть может, у нее сегодня тоже был трудный денек.
– Это еще не причина говорить, что у нас простыни сырые. Мы с мистером Тредуэллом не слышали ничего подобного с того самого дня, как стали хозяевами этой гостиницы.
Венеция бросила осторожный взгляд на дверь комнаты напротив. Кто бы ее ни занимал, он отлично слышал, сказанное, в этом можно не сомневаться. Если миссис Блум была привередливой раньше, она станет еще более привередливой после того, как услышит столь резкие замечания в свой адрес.
– Я уверена, что постели у вас отличные, миссис Тредуэлл, – поспешила заметить Венеция. – Спасибо вам еще раз за свежую воду.
Миссис Тредуэлл кивнула в ответ, тряхнув серебряными кудряшками, и распрямила плечи с таким видом, словно готовилась к грядущему сражению. Венеция прикрыла за ней дверь и начала распаковывать чемодан. Едва она отперла замочек, как услышала звук отворяемой двери напротив и резкий, на повышенных тонах женский голос, которым была произнесена жалоба на то, что занавески закрываются неплотно, а затем выражено желание узнать, какие меры будут предприняты по этому поводу? Кажется, миссис Тредуэлл дала верную характеристику миссис Блум. Голоса зазвучали тише, и Венеция склонилась над чемоданом.
Все платья были чудовищно измяты и, что самое скверное, намокли оттого, что упали в снег. К тому же Венеция укладывалась в спешке и взяла с собой далеко не все необходимое. Скажем, захватила очень мало шпилек, а ведь несколько штук потерялись, когда она упала.
Она думать не думала, что выпадет такой снег, и, кроме насквозь промокших полусапожек, сейчас в ее распоряжении оказались только легкие туфельки. Венеция захватила с собой белое утреннее платье с голубыми ленточками, но у нее не оказалось ленточек такого же цвета для волос. Уложила очень милое серое платье для визитов, а о белых перчатках к нему забыла.