И это была одна из причин того, что ее страстность поразила Грегора. Он принял укрепляющее средство, надеясь, что Венеция хотя бы согласится обсудить с ним возможный выход из положения, однако она отказала ему еще до того, как он попытался заговорить. Никогда еще ни одна женщина не была столь непоколебимо настроена против него.
Он очень долго думал об этом. И чем дольше он размышлял, тем яснее ему становилась, что он будет вынужден согласиться идти тем путем, который выбрала она. Тогда по крайней мере он сможет сохранить те добрые отношения с ней, которые всегда его радовали. Но теперь она станет смотреть на него с подозрением независимо от того, как он себя поведет. Если он будет ее игнорировать, она решит, что он все еще сердится на нее; если начнет оказывать ей внимание, сочтет, что он хочет ее соблазнить.
Господи Боже, что за неразбериха! Возможно… возможно, если он станет вести себя спокойно, в обычном духе, все вернется на круги своя, как сказано в Библии. Может случиться и так, что в Лондоне его привычное пребывание в обществе светских красоток приглушит влечение, вспыхнувшее между ним и Венецией, а потом оно и вовсе исчезнет.
Грегор продолжал раздумывать, медленно потягивая пунш. Весьма вероятно, что все дело именно в отсутствии соперницы. Будь он втянут в любовные отношения с другой женщиной, скорее всего смотрел бы на Венецию совсем иными глазами.
Рейвенскрофт снова схватил кружку и протянул Чамберсу, который сообщил ему, что первая порция пунша выпита до конца.
Рейвенскрофт впал в некое мрачное отупение, что-то бормоча о злой судьбе, безжалостных слугах и капризных женщинах.
Вздохнув, Грегор протянул ноги к печке. В стойле было уютно и тепло, огонь весело пылал, дрова потрескивали, а пряный запах гвоздики и бренди приносил успокоение.
Рейвенскрофт внезапно поднял голову:
– Знаете, что я думаю?
Ни Грегор, ни Чамберс ему не ответили.
– Я думаю, что здесь достаточно тепло, чтобы растаяла одна из тех больших сосулек, которые висят над дверью в сарай.
Чамберс, который смешивал следующую порцию пунша, сердито поморщился:
– Само собой, что тут тепло. Огонь горит.
– Это мне известно, – с достоинством сообщил Рейвенскрофт. – Я просто думаю, что она быстро растает.
Густые брови Чамберса взлетели на лоб.
– Да ну? И как быстро?
– Очень быстро.
– Хм, предположим, я принесу сюда одну, и мы сделаем ставки. – Чамберс бросил выразительный взгляд на Грегора. – Не слишком высокие, конечно.
Грегор пожал плечами:
– Любые, какие пожелаете. Рейвенскрофт может рассуждать по-детски, но он не ребенок.
Рейвенскрофт резко повернул к нему голову:
– Кто не ребенок?
– Вы, – сказал Грегор. – Если вам приспичило выбросить деньги на ветер, вам некого будет винить в этом, кроме самого себя.
– Отлично! – воскликнул Чамберс, деловито потер руки и отправился за сосулькой.
Вернулся он буквально через минуту. Достал пустой бочонок, поставил на свободное место и положил в него здоровенную ледышку.
– Итак, лорд Рейвенскрофт, сколько времени это займет, по-вашему?
Молодой лорд нагнулся над бочонком и некоторое время присматривался к сосульке. Наконец он произнес торжественным тоном:
– Я даю ей двадцать две минуты!
– Так, значит, двадцать две минуты. Я считаю, что меньше, – сказал Чамберс, наполняя свежеприготовленным пуншем кружку Грегора и свою.
Грегор пригубил пунш.
– Чамберс, ты превзошел самого себя! Это самый лучший ромовый пунш, который мне…
– Ш-ш-ш, – остановил его Рейвенскрофт, во все глаза уставившись на ледышку, с которой стекали капли талой воды. – Если вы будете говорить, то нагреете воздух и сосулька растает скорее.
– Я не намерен соблюдать молчание из-за какого-то дурацкого пари.
– Оно вовсе не дурацкое, – с величайшим достоинством возразил Рейвенскрофт, но испортил весь эффект, свалившись с бочонка, на котором сидел.
Чамберс поставил кружку и помог юнцу вернуться на место.
– Перестаньте ерзать, не то опрокинете печку.
Рейвенскрофт уцепился за края бочонка и снова уставился на сосульку.
Грегор сверкнул глазами на Чамберса:
– Вы оба не определили свои ставки. Ты, например, что хотел бы получить, если выиграешь?
– Пальто парня.
Рейвенскрофт съежился и отвел сосредоточенный взор от ледышки.
– Вот это пальто?
– У вас есть другое?
– С собой нет.
– В таком случае это.
– Но… если я выиграю?
Чамберс задумчиво почесал подбородок.
– Я сообщу вам мой рецепт приготовления ромового пунша.
– Это не такой уж большой выигрыш, – хмуро произнес Рейвенскрофт.
– Вы покорите всех ваших друзей, если сами приготовите такой пунш у себя дома, – с еле заметной усмешкой произнес Чамберс. – Они станут приезжать к вам издалека, чтобы отведать его.
По лицу Рейвенскрофта расплылась блаженная улыбка.
– На меня появится большой спрос!
– Все захотят получить приглашение от вас, – заверил его Чамберс, бросив взгляд на теплое пальто из плотной шерстяной ткани, накинутое на узкие плечи Рейвенскрофта.
– Это пальто на тебя не налезет, – заметил Грегор.
– А я и не собираюсь его носить. В такую погоду я отдам его парню обратно за хорошие денежки. А эта сосулька играет на меня. Она уже наполовину растаяла.
Рейвенскрофт насупился и вяло толкнул Грегора плечом.
– Это потому, что вы оба все время болтаете.
Грегор поставил кружку и протянул руки к огню.
– Рейвенскрофт, не стоило бы вам заключать пари с Чамберсом.
Молодой лорд посмотрел на грума с подозрением.
– Он мошенничает?
– Ни в коем случае! – сказал Грегор, усмехнувшись. – Он просто не заключает пари, если не считает его надежным для себя.
– В этом мире нет надежных вещей, – высокопарно заявил Рейвенскрофт.
– Вовсе нет, такие вещи имеются и ромовый пунш – одна из них.
Рейвенскрофт с тоской во взоре посмотрел на свою пустую кружку.
– Это было восхитительно. Но кроме ромового пунша, ничего надежного нет.
– Ну, я могу назвать и другие, – возразил Чамберс. – Солнце восходит каждое утро, разве не так?