— Катриона, ты должна понять…
— Нет, — возразила она, запахивая пеньюар, — это ты должен понять. Я часть вашей семьи, нравится тебе это или нет. Женившись на мне, ты сделал это свершившимся фактом. И не можешь требовать, чтобы я покорно соглашалась со всем, что ты скажешь. У меня есть собственное мнение, и в некоторых случаях оно разумнее твоего.
Он помрачнел:
— Я вовсе не ждал, что ты будешь покорно соглашаться со всем.
— Понимаешь, Хью, каждый раз, когда ты заговариваешь со мной, твои слова звучат как приказ. Ты никогда ничего не просишь. А я, пытаясь быть вежливой с тобой, слишком часто безропотно со всем соглашаюсь. Но больше этого не будет. Я не твоя дочь, которую можно отшлепать, поэтому тебе лучше пересмотреть свое отношение ко мне.
Хью сжал кулаки, и тотчас же стекла завибрировали от сильного порыва холодного ветра.
— Я объяснил тебе положение дел и высказал свое мнение.
— А я высказала тебе свое. И речь не только о твоих дочках. Речь о тебе. Ты никому не позволяешь приблизиться к тебе. Разве не так, Маклейн? Даже мне. Исключение ты делаешь только для детей, — сказала она тихо. — Я рада, что они не так одиноки, как я.
Он принял ее в свой дом, представил ее своим детям и пригласил в свою постель. Как она смеет утверждать, что чувствует себя одинокой?
— Этот разговор ни к чему не приведет нас, — попытался он утихомирить ее. — Поговорим, когда оба остынем.
Она вскинула подбородок:
— Нет. Поговорим сейчас. Ты, Хью Маклейн, — самый большой трус, какого я только видела в жизни.
Хью сжался и замер:
— Думай, что говоришь.
— Трус, когда речь заходит о том, чтобы стать мне настоящим мужем.
Эти ее слова будто воздвигли между ними стену. Он не мог поверить, что она сказала нечто подобное, и, глядя в ее широко раскрытые глаза, понял, что она и сама потрясена своими словами.
Хью до боли сжал челюсти.
— У тебя нет оснований так думать, — возразил он твердо.
Она посмотрела на него, как смотрела бы королева на своих придворных, а не как девчонка, еще не остывшая после ванны и завернутая в пеньюар, не скрывавший ее прелестей.
— Я думаю именно так. Настоящий муж рад видеть в своей жене партнера, товарища во всем, а не только в постели.
— Если это из-за девочек, то мы ведь обсудили это раньше и ты согласилась со мной!
Теперь за окном послышались раскаты грома, раздававшиеся после каждого его слова и будто отдалявшие их друг от друга.
— Мы оба ошибались. Мне не следовало соглашаться держаться подальше от девочек. Они знают, что я уеду, и потому не будут ни удивлены, ни расстроены этим обстоятельством.
— Будут, если успеют привязаться к тебе!
«Как привязался я». От этой внезапно пришедшей ему в голову мысли он застыл на месте, потому что она потрясла его сильнее любых слов. Он слушал ее будто сквозь туман.
— Хью, люди появляются в нашей жизни и исчезают, но оставляют о себе добрую память. Я бы хотела, чтобы твои дочери помнили, что я их любила.
Хью сжал руки в кулаки: кровь его медленно закипала, а в сердце он ощутил боль. Противоречивые чувства охватывали его. Он так и не определил, как относиться к возможности ее скорого отъезда. Раздражение вызывало то, что он пообещал Фергюсону ехать с ним искать пропавшую лошадь, из-за чего он не может закончить этот разговор должным образом. Гнев закипал оттого, что она посмела усомниться в правильности его решения насчет дочерей. Он стиснул зубы, и тотчас же раскаты отдаленного грома послышались ближе.
Триона бросила взгляд на окно, потом перевела его на Хью, и брови ее сошлись:
— Не грози мне непогодой. Путешествовать во время бури придется тебе, а не мне.
— Я прекрасно это знаю, — огрызнулся он. — И был бы очень тебе признателен, если бы ты воздержалась от таких дерзких замечаний, которые выводят меня из себя!
Глаза ее засверкали.
— Если то, что я говорю, вызывает у тебя злость, это может значить только одно: я говорю правду и ты это понимаешь.
Ярость бушевала в нем, но она продолжала:
— Ты потерпел неудачу на личном фронте и боишься новой любви. И всю свою жизнь проводишь в страхе от возможных душевных потрясений, Маклейн. И твои девочки, и я заслуживаем лучшей участи. Очнись же наконец. Взгляни на жизнь иначе.
Хью зашелся от ярости. Глаза его застлало красной пеленой. Огонь в камине отчаянно заметался, в комнату повалил дым. Оконные стекла задрожали и застонали, и внезапно холод ворвался в комнату, будто ее стены покрыла невидимая корка льда.
Катриона продолжала смотреть на него, не отводя взгляда. Лицо ее побледнело, а тело сотряс озноб, но она подошла к нему и остановилась совсем близко, так что пальцы их ног соприкоснулись.
— Ну? Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Не смей подвергать сомнению мою любовь к детям. Никогда!
Ее подбородок взметнулся, и она продолжала говорить сквозь стиснутые зубы:
— Наверное, ты их по-своему любишь, но это не значит, что ты готов отдать им частицу себя. А это разные вещи.
— У них есть все, что им надо.
Она не отвела глаз, и он сжал зубы, а взгляд его остановился на ее руке, которой она придерживала пеньюар. Он сосредоточил всю силу на ее руке, рисуя в воображении ветер, способный сорвать с нее пеньюар. Медленно подол ее одежды начал приподниматься. Потом ветер усилился и заставил его подняться выше. Над их головами загремел гром, порыв ветра сотряс крышу. По ней забарабанил дождь.
Боль в голове Хью усилилась, и, щелкнув пальцами, он заставил ветер подуть сильнее. Тот с ревом пронесся по дому.
Сердце Трионы болезненно застучало, когда ее чуть не сбил с ног отчаянный порыв стихии. Она согнула ноги в коленях, цепляясь за подол своего пеньюара. От холода пальцы ее онемели.
Губы Хью были плотно сжаты, а в уголках рта появились глубокие складки. Волосы его поднялись дыбом и начали хлестать его по лицу. Новый порыв ветра промчался по комнате, вырвав подол пеньюара из ее руки и заставив ее с трудом выдохнуть воздух. Она задыхалась, пытаясь сделать вдох, обхватывая себя руками, чтобы защититься от этого холодного потока. Зубы ее выбивали дробь.
По полу пополз густой туман, а воздух в комнате стал еще более влажным и ледяным. Пол под ее босыми ногами казался совсем холодным, новый порыв ветра сорвал со стола огромную китайскую вазу, она упала на пол и разбилась. С полки свалился целый ряд книг, будто их столкнула с нее невидимая рука.
Один из стульев, стоящих у камина, опрокинулся, а диван дрогнул и встал под немыслимым углом.
Триона обхватила себя руками и опустила голову, борясь с ветром. Но он не утихал, а продолжал толкать ее в спину все сильнее и сильнее. Она споткнулась и упала на кровать.