Если бы только она могла убедить Хью позволить ей проявлять свою страсть не только в постели… Но после их ссоры он вряд ли станет обсуждать с ней эту скользкую тему.
Что еще хуже, она начинала осознавать, что его поведение сказывалось и на дочках. Они противились ей не только потому, что их раздражало ее появление в их доме, но и потому, что чувствовали нежелание отца подпустить ее ближе, и их пугало возможное влияние Трионы на него. Если бы только они знали правду! Ведь она не имеет на него вообще никакого влияния. Ей не удается вовлечь его ни в какие иные отношения, кроме физической близости! К тому же, судя по всему, она обладала сомнительным талантом доводить его до бешенства, до точки кипения.
Она потерла руки, ощутив внезапное беспокойство. С тех пор как Хью уехал, эти мысли приходили снова и снова. То, что она осталась одна в этом огромном доме и сокрушалась по поводу своих последних слов, обращенных к мужу, начинало сказываться на ее настроении, ей было нелегко. Надо было сообразить, чем занять себя, что придумать, чтобы находиться в напряжении с утра и до того момента, когда солнце скроется за горизонтом и огромный дом внезапно покажется еще более пустым, а она почувствует себя усталой до изнеможения.
— Будут ли еще какие-нибудь указания, миледи? — спросила домоправительница.
— Миссис Уоллис, сколько лет вы работаете у лорда Хью?
— Уже пятнадцать, — ответила та с гордостью.
— Значит, вы очень хорошо знаете Маклейнов.
Серые глаза миссис Уоллис бестрепетно и твердо встретили ее взгляд:
— Да. Достаточно хорошо, чтобы знать, при каких обстоятельствах один из них вспылит.
— Ну, этот момент трудно не заметить, — сухо возразила Триона.
— А почему вы поинтересовались?
— Потому что подумываю кое-что изменить здесь. Конечно, ничего радикального. Просто мне было бы приятно добавить что-нибудь в Гилмертоне от себя. — «До того как я отсюда уеду».
— Хорошая мысль. А что вы предлагаете?
— Мне хотелось бы удивить его светлость, как-то улучшив обстановку. Но здесь все так хорошо налажено, что, право, трудно придумать, какие усовершенствования можно внести.
Миссис Уоллис просияла:
— Благодарю вас, миледи. Я не знаю, что предложите вы, но я уже давно думаю, что, может быть, имеет смысл переставить мебель. Если она долго стоит на одном месте и в определенном порядке, то люди ходят по комнате всегда привычным путем, а от этого пол портится.
— Прекрасная мысль. Может быть, мы займемся этим после ленча…
Послышался громкий стук в дверь, и Лайам пошел открывать.
Бабушка, одетая в свой лучший воскресный наряд, в платье цвета лаванды и серый плащ благородного мягкого оттенка, вплыла в комнату. Ее седые локоны прятались под самым огромным чепцом с цветами, какой только Трионе приходилось видеть в жизни. Опираясь на трость, она оглядывала Триону с головы до ног.
— Ну? Не желаешь ли предложить чашечку чаю? Я ехала сюда добрый час, и у меня все во рту пересохло от жажды.
Миссис Уоллис низко присела в реверансе:
— Я сейчас же принесу вам чаю. Кстати, миссис Херст, я сожалею, что не знала прежде, что вы и есть та самая Нора-целительница, а иначе поблагодарила бы вас за излечение моих крошек.
Бабушка заинтересованно подняла бровь:
— О! А кто они, ваши крошки?
— Мэри Уоллис и Клара Керкленд.
— Да, я припоминаю их обеих! Как поживают ваши прелестные дочери?
Миссис Уоллис вспыхнула от удовольствия. Она провела несколько минут, рассказывая Норе о них, потом поспешила, чтобы принести чай и лепешки.
— Не забудьте мармелад! — крикнула бабушка ей вслед. — Во время визитов к друзьям я люблю полакомиться. — Она бросила на Триону виноватый взгляд: — Не люблю заказывать его для себя. Он слишком дорогой.
Триона рассмеялась и обняла старушку.
— Как хорошо, что ты приехала!
— Я так и рассудила, что тебе понадобится излить душу. И я поспешила сесть в карету.
Бабушка снова подняла серебристую бровь, и Триона повела ее в гостиную.
— Кажется, эта мысль пришла мне в голову не случайно.
Триона вздохнула:
— Ты имеешь в виду ветер?
— Да. Это мог сделать только его светлость, и никто другой.
Бабушка устроилась на диванчике у камина и похлопала рукой по подушке рядом с собой:
— Иди сюда, дитя, и расскажи мне, что случилось.
И скоро Триона уже исповедовалась бабушке — она выложила ей все свои печали. Бабушка выслушала все, время от времени поражая внучку проницательными замечаниями и вопросами. Они замолчали, только когда миссис Уоллис внесла поднос с лепешками, мармеладом и чаем.
Наконец, выждав, когда удалится домоправительница, Триона закончила свой рассказ.
С минуту бабушка сидела, погрузившись в молчание, потом спросила:
— Вы оба вспылили?
— Я была так удручена.
— Понимаю.
Бабушка сделала шумный глоток из своей чашки:
— Девочка, чего ты ждешь от Маклейна?
— Чтобы он полностью принял меня в качестве жены.
— А! Ты жаждешь, чтобы он не только умом, но и сердцем участвовал в этом браке. — Она похлопала Триону по руке. — Ты хочешь, чтобы он любил тебя.
— Нет, нет, нет. Я думаю о другом.
А о чем, собственно, она мечтает? Чтобы он принял ее всерьез? Объяснился в любви?
Может быть, бабушка права? Она желала, чтобы он… сознавал обязательства по отношению к ней… и не только из чувства долга, но и по велению сердца. Могла ли она требовать этого?
— Полегче! Твоя головка лопнет, если ты будешь так напрягаться. Это не такой уж сложный вопрос. Из того, что ты сказала, явствует, что вы оба показали друг другу зубки. И потому каждый из вас обязан извиниться перед другим.
— Я боялась, что ты так и скажешь.
Бабушка снова похлопала ее по руке.
— Ах, девочка! Что в этом худого?
Взгляд ее блестящих глаз сцепился со взглядом Трионы.
— Скажи мне, потому что это важно, скажи мне… Ты его любишь?
«Господи! Что заставило бабушку задать такой вопрос?»
— Нет! Конечно, не люблю! Я хочу сказать… он мне небезразличен, но…
Она заморгала. И наконец выговорила нерешительно:
— Возможно. Думаю, это возможно. Но, конечно, надеюсь, что это не так.
— Почему?
— Потому что не хочу страдать. Не хочу, чтобы эта любовь была только с моей стороны.
— А! Да, это может оказаться проблемой.