– Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я испугалась. Я не боюсь ни тебя, ни кого-либо еще.
– Понятно, – сказал он и после долгой паузы добавил: – Можно мне хотя бы попросить у тебя стакан воды?
– Вода в бочке рядом с амбаром.
Схватившись одной рукой за подоконник, он сказал:
– Ладно, напьюсь воды на обратном пути. Но я еще и… замерз.
– Тогда побыстрее возвращайся в свою комнату в Килкерне.
Он взглянул мимо нее на пылавший в спальне камин:
– Но твой камин совсем не дымит. Можно мне хотя бы немного согреться возле него?
Она скрестила на груди руки и молча смотрела на него. Подавив разочарованный вздох, он сказал:
– Ты самая упрямая женщина на свете. Хорошо, я ухожу, но мне нужно хоть немного отдохнуть. Можно мне…
– Нет! Спокойной ночи, мистер Сент-Джон!
Она положила руку на створку окна, собираясь закрыть его. Девон тут же отшатнулся и… исчез из виду. Упал!
Всплеснув руками, она шагнула вперед, выглянула из окна и отчаянным шепотом позвала:
– Девон!
Он сидел, скрючившись, на той же ветке дерева, что и прежде. Его зубы сверкнули в озорной улыбке.
– Признайся, тебе было бы без меня скучно.
– Ни в чем я не стану признаваться. Какая ужасная шутка! – возмутилась она, все еще чувствуя, как испуганно бьется ее сердце.
– Я отчаянный человек. Но и несчастный. Одно дело – карабкаться вверх по стволу, и совсем иное дело – спускаться по нему в кромешной темноте.
Он снова ухватился за подоконник и лучезарно улыбнулся ей, отчего внутри у нее что-то стало сладко таять.
– Кэт, любовь моя, что, если я просто сяду в одно из твоих кресел и останусь в нем до утра?
– И ни разу не встанешь с него? – с подозрением спросила она.
– Только если ты сама меня об этом попросишь.
Такое предложение показалось ей вполне приемлемым. Кроме того, если он так и будет торчать в окне, кто-нибудь из мастеровых непременно увидит его. К примеру, Саймон довольно часто выходил во двор в предрассветные часы, чтобы проверить, все ли там в порядке.
– Это безумие, – прикрыла она глаза. – Но, черт побери, пусть будет так.
С этими словами Кэт Макдоналд приняла грандиозное судьбоносное решение, о котором помнила потом всю жизнь. Она отошла от окна и позволила Девону Сент-Джону забраться к ней в спальню.
Время от времени у меня начинает болеть голова, и я никогда не знаю – это из-за того, что я сделала, или из-за того, что мне нужно сделать.
Из разговора Сабрины, служанки леди Бирлингтон, с торговцем рыбой Бобом рано утром на рынке.
Девон легко преодолел оставшийся путь в спальню Кэт и притворил за собой окно с неожиданно громким в полной тишине стуком.
– Тебе нельзя оставаться здесь надолго, – сказала она с вызовом.
Он обернулся, чтобы ответить ей, и потерял дар речи. Он мог только смотреть и качать головой. На ней была бледно-зеленая шелковая ночная рубашка, ниспадавшая мягкими складками до пола и обрисовывавшая каждый изгиб ее роскошного тела. Низкий вырез открывал пышные полуокружности, при виде которых его рот наполнился слюной.
– Ну что же, – проговорила она, слегка краснея под его восхищенным взглядом, – в следующий раз, когда ты решишь залезть на дерево, чтобы забраться в комнату женщины, подай ей какой-нибудь знак.
– Знак?
– Да. Свистни, например, или сделай что-нибудь еще в том же духе. Я чуть было не приняла тебя за обыкновенного вора, решившего украсть драгоценности. По счастью, я не успела позвать на помощь моих работников.
– Я не умею свистеть, у меня это плохо получается.
– Тогда спой что-нибудь, так тоже можно.
– Нет, – решительно отказался он. – Я не буду петь даже для тебя. У меня нет никаких способностей к пению. Надо же пощадить слух ближнего!
– Очень предусмотрительно с твоей стороны.
– Я принял решение не петь после того, как меня заставили выслушать бог знает сколько музыкальных произведений в исполнении девиц, чьи восторженные мамаши почему-то убеждены в том, что мужчины обожают музицирующих женщин.
– Бедняжка, туго же тебе пришлось, – едва заметно усмехнулась Кэт.
– Я никогда не принимал всерьез мамаш, пытающихся устроить семейную жизнь своих дочерей, – сказал он, стараясь не слишком пристально смотреть на ее чувственный рот. – Но именно их стараниями я наконец понял: если мы полагаем, что обладаем тем или иным талантом, то это вовсе не значит, что он у нас действительно имеется.
– Мудрое заключение.
Наступило томительное молчание, словно у обоих внезапно истощился запас дружеских шуток. Кэт нервно оглядывалась и несколько раз кашлянула без всякой надобности.
Первым нарушил молчание Девон:
– Кажется, я обещал сесть в кресло. Куда прикажете?
Он говорил неторопливо. Теперь, когда он стоял в ее спальне, он мог распоряжаться временем по своему усмотрению.
– Сесть? – Она посмотрела на кровать, потом на кресла. – Ну конечно, давай сядем.
Она подвела его к креслу, при этом мягкий шелк соблазнительно обрисовывал линию бедра при каждом ее шаге.
У Девона перехватило дыхание. Боже, как она была хороша! Он смотрел на длинную золотисто-рыжую косу, лежавшую у нее на спине, и представлял, как эти волосы могли бы разметаться по белоснежной подушке. Его кровь становилась горячее с каждой минутой.
Кэт присела на краешек кресла, положив обе руки на его подлокотники. Как только Девон уселся в кресло напротив нее, она быстро спросила:
– Зачем ты здесь?
– Ехал мимо. Дай, думаю, проведаю тебя.
– Это в полночь-то?
– Уже двадцать минут пополуночи, – вежливо поправил он ее.
Она молча нахмурилась.
– Ты мне не веришь, – с печалью в голосе сказал он. – Ты никому не веришь.
– Верю, – возразила она, – но не мужчинам, которые среди ночи стучатся в мое окно.
– Надо было мне постучаться в парадную дверь, но мне было скучно и хотелось приключений.
По едва заметной дрожи в ее голосе он понял, что Кэт нервничает и немного боится. Улыбнувшись, он подумал, что и сам чувствует себя приблизительно так же.
Кэт положила руки на колени, ступни ног сдвинула вместе и поставила их ровно посередине. Эта строгая, если не сказать чопорная поза никак не вязалась с ее декольтированной ночной рубашкой.