Изабель не слышала, как ушел Гордон, а когда утром стала его искать – был очень важный звонок из Нью-Йорка, – то обнаружила его постель нетронутой. Она не могла представить, где он находился всю ночь, а спросить было не у кого. И тут ей вдруг пришло в голову, что такое могло происходить и раньше, просто теперь она перестала закрывать на все глаза. Изабель сообщила ожидавшему ее собеседнику, что тому следует звонить в банк. Ей очень хотелось самой позвонить Гордону и спросить, где он ночевал, но она не стала унижаться, а занялась, как и советовал Билл, собственными делами. Когда вечером Гордон приехал домой, Изабель ни о чем его не спросила, так как конфронтация была не в ее стиле, но отныне безразличие мужа ее не трогало. У нее был Билл. После ужина она сразу легла спать, а Гордон осторожно вышел из дома, заботясь о том, чтобы его никто не услышал.
Билл покинул больницу через пять дней после Изабель. Проведенные без нее дни подействовали на него крайне угнетающе. Он чувствовал себя ужасно одиноким, но к этому надо было привыкать. Его ожидал собственный Эверест. Врачи наметили план на предстоящий год, сразу предупредив, что надеяться на чудо не следует. Вероятность встать на ноги была ничтожно мала, и хотя медики одобряли решимость Билла, они старались уберечь его от горького разочарования, если достичь цели ему не удастся. Учитывая характер травм, было удивительно, что он вообще что-то чувствует. Однако ощущать, что у тебя есть ноги, и пользоваться ими – разные вещи.
Сестры провожали его со слезами на глазах. Все они поголовно были в него влюблены и растроганы его глубокой привязанностью к Изабель. То, что оба выжили после аварии, вселяло в сотрудников отделения реанимации оптимизм и позволяло и дальше надеяться на лучшее.
Билл обещал всем прислать открытки из Нью-Йорка и каждому заказал в «Харродз» подарки: сестрам – красивые золотые браслеты, а лечащему врачу часы «Патек Филипп». Он зарекомендовал себя щедрым и добрым человеком, и медики не сомневались, что будут по нему скучать.
Сестра и санитар доставили его в аэропорт и посадили в самолет, а представители реабилитационного центра должны были встретить его в нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди. Перед отлетом Билл позвонил дочерям, и обе обещали назавтра навестить его в реабилитационном центре. Синтии он намеренно звонить не стал, стараясь общаться с ней поменьше. Раз они разводятся, так будет лучше. Документы на развод Билл оформил месяцем раньше, оставив ей загородный дом, несколько машин и внушительный портфель ценных бумаг. Синди была ошеломлена его оперативностью и щедростью и решила, что причина спешки – желание поскорее жениться на Изабель. Но Билл объяснил ей, что она ошибается. Не подозревая о глубине его чувств к Изабель, она должна была ему поверить.
Первые несколько часов полета Билл ощущал себя вполне комфортно, но потом у него начали болеть спина и шея, и тогда он прилег, радуясь тому, что летит на собственном самолете. Доктор посоветовал ему в дороге не есть и не пить, и Билл следовал его совету. Доктор также настаивал на присутствии сиделки, но Билл желал доказать самому себе, что может ни от кого не зависеть, и теперь глубоко сожалел о своем упрямстве. В момент приземления он был уже на пределе.
В аэропорту его ждали два санитара и водитель автофургона, оснащенного каталкой. Таможню Билл прошел без всякой проверки. Он хотел было остановиться и позвонить Изабель, но решил подождать до тех пор, пока не доберется до реабилитационного центра. Все болело, и ужасно клонило в сон.
– Ну как, лучше? – спросил один из сопровождающих, устроив его в автомобиле, и Билл в ответ улыбнулся:
– Это был дьявольски долгий полет. – Сейчас даже лежать ему было трудно. Разложенное кресло превратилось в кровать, но все равно спинка оставалась слегка наклоненной, что доставляло Биллу адскую боль. Это обстоятельство снова напомнило о том, как еще далеко до выздоровления, но он по-прежнему не терял уверенности, что, в конце концов, своего добьется.
Встречающие привезли ему кофе в термосе, прохладительные напитки и сандвич. Когда машина тронулась, Билл почувствовал себя значительно лучше. Стоял прекрасный осенний день, припекало солнце.
На дорогу до реабилитационного центра, располагавшегося в одном из предместий Нью-Йорка, ушло полчаса. Светлое, просторное здание больше походило на загородный клуб, чем на больницу, но у Билла уже не осталось сил, чтобы смотреть по сторонам. Единственное, о чем он мечтал, – это поскорее добраться до постели. По пути ему попадались мужчины и женщины в инвалидных колясках и на костылях. Две команды, также в инвалидных колясках, играли в баскетбол, а лежавшие на каталках зрители подбадривали их одобрительными криками. Атмосфера казалась весьма дружеской, люди вокруг были полны энергии, но все равно обстановка угнетала Билла. На ближайший год здесь будет его дом, и он чувствовал себя ребенком, которого послали учиться в интернат. Он скучал по Изабель, по больнице Святого Фомы, по знакомым лицам. О своем доме в Коннектикуте Билл не позволял себе и думать – эту часть прошлого следовало вычеркнуть из памяти.
Когда коляску Билла вкатили в его комнату, глаза его повлажнели от слез: еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.
– Все в порядке, мистер Робинсон?
Он мог только кивнуть.
Помещение, в котором ему предстояло жить, походило на стандартный номер респектабельного отеля. Несмотря на умопомрачительную цену, постояльцев не баловали какими-то особыми удобствами. Приличная современная мебель, опрятное ковровое покрытие, односпальная кровать вроде той, на которой он спал рядом с Изабель, на стене одна-единственная картина. В его распоряжении была собственная ванная, имелись факс, розетка для подключения компьютера и телефон. Микроволновую печь пациентам иметь не разрешалось, очевидно, из опасений, что пациенты захотят изолироваться от прочих, питаясь отдельно. Биллу предстояло есть в кафетерии, участвовать в спортивных состязаниях и завести себе друзей – все это являлось частью процесса реабилитации. Не важно, кто он такой и кем был в прошлом, сейчас он должен стать активным членом здешнего сообщества.
Оглядывая комнату, Билл вспомнил, что следует позвонить своей секретарше. За последние два с половиной месяца его политическая деятельность свелась практически к нулю. Находясь на больничной койке, он забросил все дела, и секретарше пришлось отложить все ранее намеченное. Он не мог знакомить людей друг с другом, планировать кампании или контролировать их проведение. Оглядевшись еще раз, Билл понял, что если и сможет когда-нибудь вернуться к своему основному занятию, то это произойдет не раньше чем через год.
В углу комнаты стоял маленький холодильник, как в хорошем отеле, наполненный прохладительными напитками, разными закусками и шоколадными плитками. Билл был чрезвычайно обрадован, обнаружив в нем две небольшие бутылки вина. Когда сопровождавшие его санитары ушли, он открыл бутылку кока-колы и посмотрел на часы. Он хотел позвонить Изабель – но вдруг Гордон дома? Тем не менее, Билл сейчас чувствовал себя таким одиноким, что отказаться от общения с Изабель было выше его сил. Он решил, что если трубку поднимет Гордон, то он просто даст отбой.