Теперь настала очередь удивляться Жоакину.
— Вы с ума сошли? — нервно сказал он, оглядываясь. — Нас могут услышать.
— Дурак. Я же все сразу вычислил. Ты, гениальный нелегал, но глупый аналитик, — прошипел, белый от ярости, Бернардо, — значит, говоришь, три месяца кресло делали. Три месяца! Значит, заранее знали, что меня должны ранить в Мадриде именно в ногу, именно в это место. И тебя тоже готовили три месяца с расчетом, что я буду ранен. Они заранее знали, что я буду ранен. Понимаешь, заранее знали. Ох, какой сукин сын наш генерал. Какой сукин сын! Это он все придумал, я ведь его стиль хорошо знаю. Кто-то из наших снайперов подстрелил мне ногу, а потом сразу появился ты, бедный врач-марокканец…
— Говорите тише, — попросил Жоакин.
— И меня повезли в Мексику, где случайно подвернувшийся нам врач, лицо вне всяких подозрений, убивает Альфредо, убирая последнего стоящего на нашем пути. И, наконец, в Мехико ты вдруг находишь журнал, где описывается это кресло. Журнал ты нашел несколько дней назад, а кресло делают уже три месяца. Значит, и журнал подбросили. И меня кладут в кресло, чтобы я выполнил задание «Чиновника». Вот подлецы, — он рассмеялся, — а, вообще, гениально придумано. Если бы не моя нога, поставил бы вам пятерку за изобретательность. Такой трюк мог придумать только Сергей Валентинович. Это вполне в его духе. Только не говори мне, что снайпер случайно попал мне в ногу. Все равно ведь не поверю.
Жоакин молчал. Он глядел в море, где купались женщины.
— У тебя действительно есть путь для отступления или это тоже блеф?
— Есть.
— Хорошо. Сегодня, пока женщины будут переодеваться, покажешь мне, как открывать эту трубку. Вот, сволочи, что придумали. И инвалида, и кресло, конечно, никто проверять не будет. Оно ведь металлическое.
— Придумывал не я, — обиженно выговорил Жоакин, — я только передаю поручения Сергея Валентиновича.
— Спасибо. Ты очень любезен. Врач, надеюсь, ты настоящий. А то скоро по легенде мне и ногу должны будут отрезать.
— Настоящий, — усмехнулся Жоакин, — а нога у тебя в порядке. Уже через неделю сможешь бегать. Ничего серьезного нет.
— Надеюсь, но ты не сказал мне еще имени. Чье завтра рождение, что нас точно пригласят?
— Уже пригласили. Я слышал, как утром звонила Вильма Кастро.
— При чем тут она?
— Завтра день рождения ее супруга — Рауля Кастро.
— Ну и что?
— Твой объект — его брат. Он обязательно будет на дне рождения своего брата, на этом и строился весь расчет.
— Фидель, — прошептал Бернардо, — значит, это судьба. По берегу к ним бежали улыбающиеся женщины.
Когда наконец загорелся свет в комнате, можно было увидеть сразу два растерянных лица — Эдгара Леймена и Роджера Робинсона. Последний снял с глаз аппарат, позволяющий двигаться в темноте и видеть все объекты. Убрал его в сторону.
— Ради этого вы убрали столько людей? — тихо сказал он.
— А вы считаете, что это много? — неприятно улыбнулся Леймен. — Мы мечтали об этом столько лет. Еще при Кеннеди ЦРУ разрабатывало планы убийства или устранения Фиделя. Мы тридцать пять лет терпим у наших берегов эту русскую базу и ничего не можем с ними сделать. И вот наконец только сейчас у нас появился шанс.
— Почему только сейчас?
— Его уберут сами русские, силами своей агентуры. Подробности я не знаю, но, как только уберут Фиделя, мы сразу начнем активные действия. Об этом мечтали еще наши отцы, Роджер. А тут появляетесь вы и срываете нашу операцию своими дурацкими запросами, своей неуемной активностью. Неужели это действительно не понятно?
— Но почему русские пошли на это? Им для чего нужно устранять Фиделя? Он ведь их союзник.
— А деньги? Кто даст им деньги, если не Международный валютный фонд? А прием в НАТО их соседей? Мы ведь вполне реально можем заморозить прием в Североатлантический блок новых членов НАТО. Подробностей я не знаю, но их министр иностранных дел и наш государственный секретарь обо всем договорились, разграничив пределы наших взаимных обязательств. И после этого соглашения стала возможной операция по устранению Фиделя, которую должны провести сами русские. Вы понимаете, Роджер, как это здорово. Они тридцать пять лет защищали его от нас, а теперь сами и придушат. Ничего лучше придумать было нельзя.
— Но при чем тут мои люди?
— Не будьте идиотом, — взвизгнул Леймен, — это ведь элементарно! Вы должны понимать диалектику разведки, ее неизбежные потери.
— Да, должен понимать. Но я не понимаю.
— Что вы сказали?
— Эдгар Леймен, вы — сукин сын и негодяй. Из-за таких, как вы, мы оказались втянуты в войну во Вьетнаме. Из-за таких, как вы, мы стали мировым жандармом, и нас презирают во всем мире.
— С вами невозможно спорить. — Леймен снял свои очки, протер и снова надел.
— А я и не собираюсь с вами спорить. Я просто сейчас убью вас во имя высшей целесообразности. В разведке ведь это неизбежные потери. Так вы, кажется, сказали?
Он вытащил свой пистолет с надетым глушителем.
— Вы с ума сошли? — закричал Леймен.
— Нет, я просто делаю то, что давно хотел сделать. Убиваю мерзавца. Это так приятно, мистер Леймен. По коридору кто-то быстро спешил к их комнате. Резко постучал.
— Мистер Леймен, вы нас звали?
Роджер навел пистолет на Эдгара, покачал головой.
— Нет, — хрипло отозвался Леймен, чуть закашлялся и снова сказал, — нет, я вас не звал.
Спрашивающий повернулся и пошел по коридору в обратную сторону.
— Что теперь? — прошептал синий от ужаса Леймен.
— Где сейчас находятся Харгривс и Биксби? — шепотом спросил Роджер. — Мне нужны их адреса.
— Вы с ума сошли, — задыхался Леймен, — туда нельзя.
— Это мое дело, Леймен, — скажите, где они находятся. Эдгар прошипел адрес. Роджер знал этот дом и эту улицу.
— Их там двое? — спросил он.
— Не знаю, но к ним вы так легко не попадете. Харгривс очень подозрительный человек, — сказал Леймен, — у вас не будет шансов. — И, словно в подтверждение его слов, внезапно раздался громкий крик, тысячекратно усиленный мегафоном.
— Роджер Робинсон, мы знаем, что вы в доме. Это говорит полковник Харгривс. Предлагаю сдаться добровольно. Ваше сопротивление бесполезно.
Леймен вскочил с кресла.
— Вы слышали, — закричал он, — я ведь говорил, они знают все! Они знают, где вы находитесь!
— Сколько их там? — спросил Роджер, пригибаясь.