— Вытащила меня из теплой постели, а сама, наверное, будешь еще часа два одеваться. — сказал он, кивнув на ночную рубашку и халат.
— Мне нужно пять минут.
Она сдержала слово. В это утро она все делала очень быстро, как ребенок, которого обещали отвести первый раз в цирк и который встал ни свет ни заря, нервничает, прыгает, а к завтраку уже обессилел.
Мысли Алехандро все время возвращались к Люку. Как он все это переносит? Как себя чувствует? О чем думает? Адаптировался ли снова к тюремной жизни, испытывая состояние холодного безразличия к утерянным надеждам, или остался самим собой? А если стал опять таким, каким уже однажды был, как это ударит по Кизии? Какое впечатление произведет на нее свидание? В отличие от нее Алехандро слишком хорошо представлял себе, что их ждет сегодня. Толстое стекло окна. Разговор по намертво прикрученному телефону. Люк в отвратительной мятой тюремной куртке, едва прикрывающей локти и колени. Он будет делить свою камеру с полудюжиной других заключенных, есть бобы, черствый хлеб и что-то похожее на мясо, пить бурду, именуемую кофе, и мучиться от отсутствия туалетной бумаги. Кизия увидит, какое это адское место, куда приходят сводники и проститутки, воры и обезумевшие от горя матери, девчонки-хиппи с оборванными детьми на руках или за спиной. Там будут шум, и зловоние, и тяжелые сцены. Сколько она сможет выдержать? Сможет ли Люк вести ее дальше по жизни? Пока что все ложилось на его плечи. Забота о Кизии.
Его размышления снова прервал стук в дверь. Опять Кизия. Но уже одетая и готовая идти.
— Ну и мрачный у тебя вид. Видимо, то, о чем он думал, отразилось на лице.
— Утро не самое лучшее время для меня. Зато у тебя отличный вид. Ты выглядишь очень мило — для кафетерия на автобусной станции.
Она была, как обычно, очень модно одета. Но он опять почувствовал в ней какой-то надлом, вызывающий в нем беспокойство. А что, если она сломается?
— Может быть, нам вызвать такси?
— Перебравшись в «Ритц», они расстались с лимузином, купив молчание шофера непомерными чаевыми.
— Мы можем пойти пешком. Я знаю место здесь неподалеку.
В утреннем тумане они медленно, рука об руку, спустились с холма.
— Действительно красивый город. Правда, Ал? Может быть, мы сможем немножко погулять потом.
Он надеялся, что этого не произойдет. Он надеялся, что Люк уговорит ее улететь в Нью-Йорк. В конце недели Люка отправят снова в Квентин, и нет никакого смысла ей ждать. Все равно она не сможет навещать его без специального разрешения, а на то, чтобы его получить, нужны недели. Раньше или позже, ей придется уехать домой. Лучше раньше, чем позже.
Кафетерий был полон. Там было тепло и работал музыкальный автомат. Аромат кофе смешивался с запахом пота и курева. Она была единственной женщиной здесь, но удостоилась лишь нескольких равнодушных взглядов.
Алехандро заставил ее заказать завтрак — она скорчила гримасу. Он был неумолим: яичница из двух яиц, бекон, тост и шоколадное пирожное с орехами.
— Господи, Алехандро, я не ем столько даже в обед.
— Потому-то ты так и выглядишь. Тощая аристократка.
— Не будь снобом.
Она съела кусок бекона и играла тостом. Нетронутая яичница уставилась на нее двумя глазами.
— Ты ничего не ешь.
— Не хочу.
— И слишком много куришь.
— Да, папочка, что-нибудь еще?
— Как хотите, леди. Послушай, ты бы лучше следила за собой, а то я пожалуюсь боссу.
— Ты скажешь Лукасу?
— Если будет нужно.
В ее глазах мелькнула тревога.
— Послушай, Алехандро, серьезно…
— Да?
Он засмеялся, увидев ее смущение.
— Я серьезно. Не расстраивай Люка. Достаточно будет ему увидеть тот ужасный снимок в газете.
Алехандро кивнул, прекратив поддразнивать ее. Они оба видели сегодня маленькую заметку на третьей полосе «Кроникл»: «Мисс Сен-Мартин не возвратилась пока в Нью-Йорк. Предполагают, что она скрывается где-то в городе. По слухам, она может быть госпитализирована в связи с нервным потрясением, которое, судя по снимкам, пережила. Предполагают также, что, если она все еще находится в городе, она может в один из посетительских дней попытаться увидеть Люка, если, конечно, мисс Кизия Сен-Мартин не использует связей для того, чтобы получить привилегии, позволяющие частные визиты к мистеру Джонсу».
— Вот так так! А я не подумала об этом.
— Хочешь попытаться? Это может избавить тебя от лишних встреч с прессой. Совершенно очевидно, что они будут караулить тебя в посетительские дни.
— Ну и пусть. Я буду ходить в те же дни, что и все, на тех же основаниях.
Алехандро кивнул. Потянулись оставшиеся часы до визита. Кажется, прошли недели, пока наконец время не приблизилось к без четверти двенадцать.
— Ты готова?
Она кивнула и взяла свою сумочку.
— Кизия, ты неподражаема.
Она выглядела как очень привлекательная молодая женщина, у которой никаких забот. И дело не только в косметике, а главным образом в том, как она держится, какое у нее выражение лица.
— Спасибо, сэр.
Он чувствовал, что она напряжена, — но до чего хороша! И абсолютно не похожа на ту рыдающую женщину, которую он держал в своих объятиях в коридоре Сити-Холла два дня назад. До кончиков ногтей леди…
Ее выдавали только руки — слегка дрожат.
Увидев ее, Алехандро задумался. Так вот что это такое — печать класса: старайся никогда не показывать своих чувств, будто у тебя не бывает тяжелых минут. Просто расчеши волосы, зачеши их назад в элегантный маленький узел, напудри нос, изобрази улыбку и говори негромким, мягким голосом. Не забывай «спасибо» и «пожалуйста» и улыбайся швейцару. Признаки хорошего воспитания. Как дрессированная собака или хорошо обученная лошадь.
— Ты идешь, Алехандро? Она спешила уйти из отеля.
— Господи, леди, мне с трудом удается привести мысли в порядок, а ты стоишь здесь так, будто собираешься на чайную церемонию. Как тебе Это удается?
— Привычка. Я так живу.
— Я думаю, не очень здоровая привычка.
— Конечно. Из-за этого половина людей, с которыми я вместе росла, стали алкоголиками. Другие держатся на наркотиках, и через несколько лет многие из них погибнут от болезней сердца. Есть такие, что уже успели умереть. — Воспоминания о Тиффани пронеслись в ее голове. — Всю жизнь ты прячешь свои чувства, а потом в один прекрасный день вдруг взрываешься.