Слезы жгли ей глаза, и она ухватила его за руку. Она не понимала. Она ведь не сделала ничего плохого. И она любила его.
— Потому что все это не для тебя. Эта жизнь не для тебя. Малыш, за последние несколько месяцев ты узнала и сделала столько всего, чего не узнала бы и не сделала, не встретив меня. Что-то было неплохо для тебя, но не это. Я знаю, что все это сделает с тобой. К тому моменту, когда я выйду, ты пропадешь. Посмотри на себя: худая, нервная… ты же погибаешь. Вернись к нормальной жизни.
— Лукас, как ты можешь? По ее лицу бежали слезы.
— Потому, что я должен… потому, что люблю тебя… будь умницей, иди.
— Нет, я не хочу. Я вернусь. Я… о, Лукас! Пожалуйста!
Люк встретился глазами с Алехандро и еле заметно кивнул. Потом быстро наклонился, чтобы поцеловать ее, сжал ее плечи и, еще на миг обернувшись, шагнул к охраннику.
— Лукас, нет!
Она протянула руки, готовая прильнуть к нему, он обернулся с окаменевшим лицом.
— Перестань, Кизия. Не забывай, кто ты.
— Я ничто без тебя.
Она шагнула вперед и заглянула ему в глаза.
— Вот тут ты ошибаешься. Ты — Кизия Сен-Мартин, и ты знаешь, кто она такая. Теперь знаешь. Обращайся с ней хорошо.
Кивнув охраннику, он вышел. Железная дверь поглотила человека, которого Кизия любила больше всего на свете. Он ни разу не повернулся, чтобы бросить последний взгляд или попрощаться. Уходя, Люк ничего не сказал Алехандро. Этого и не требовалось. Короткий кивок сказал все. Он поручал ему заботу о ней. Он знал, что может не бояться. И это все, что он мог сделать. Все, что он мог отдать.
Кизия стояла среди посетителей, онемевшая, не замечающая устремленных на нее взглядов. Для невольных свидетелей это было мучительное зрелище. Одни испытывали неловкость, другие побледнели. Такое могло случиться и с ними, но не случилось. Случилось с ней.
— Я… Аль… Я… могу.
Она была растерянна и ошеломлена.
— Пойдем, любовь моя, пойдем домой.
— Да, пойдем.
За несколько минут она как будто сжалась. Ее лицо было пугающе бледным. Он понял — не надо даже спрашивать, как она. Все и так видно.
Он постарался как можно быстрее вывести ее на улицу и посадить в машину. Он был почти в таком же состоянии, как она. Он представлял, что задумал Люк. И понимал, чего ему это стоило. Она была необходима Люку — ее посещения, ее любовь, ее поддержка. Но он не обманывался насчет того, чем это обернется для Кизии. Она будет ждать годы, разрушая себя, может быть, даже доведет себя до смерти пьянством. Этого нельзя допустить! Кизия была права с самого начала: Лукас Джонс — человек с необыкновенно сильным характером. Алехандро знал, что у него самого не хватило бы мужества. Мало кто из мужчин был способен на такое, но мало кому довелось и выдержать то, перед чем сейчас стоял Люк, — выжить там, где ему было начертано. А при том, кем была Кизия, им следовало сначала уладить все с ней. Это самая сильная боль для Лукаса. Теперь все позади.
— Я… Куда мы едем? — спросила Кизия с пугающей забывчивостью, когда Алехандро включил двигатель.
— Домой. Мы едем домой. И все будет хорошо, — сказал он, обращаясь к ней как к маленькому ребенку или к больной.
Сейчас она была сразу и тем и другим.
— Я собираюсь сюда вернуться… Я вернусь. Ты ведь знаешь это, правда? Ведь он не думал так на самом деле… я… Алехандро?
В ее голосе не было огня, только смятение. Алехандро знал, что она не вернется. Люк был человеком слова. Сегодня же ее имя будет неумолимо вычеркнуто из списков. Это не оставит им ни шанса. Чтобы восстановить разрешение, понадобится шесть месяцев, а за это время многое может измениться. Шесть месяцев могут все изменить. Шесть месяцев назад Кизия встретила Люка.
Когда они тронулись, она перестала плакать. Просто тихо сидела в машине, а потом в гостиничном номере, где Алехандро оставил ее на попечение горничной, а сам отправился на собеседование по поводу работы, о которой он уже и не думал. Слишком тяжелым оказался этот день! Он быстро покончил с этим и вернулся в «Ритц». Горничная сказала, что Кизия не шелохнулась и не произнесла ни слова. Она тихо сидела в том же кресле, уставившись перед собой.
Предчувствуя неладное, он забронировал места в самолете на шесть часов вечера и молился Богу, чтобы она не вышла из шока до тех пор, пока он не доставит ее домой и не уложит в постель. Она казалась ребенком в состоянии транса, и он знал совершенно точно, что не хотел бы оставаться с ней в Сан-Франциско, когда она выйдет из этого состояния. Он должен привезти ее назад, в Нью-Йорк.
Кизия не дотронулась до еды, которую стюардесса оставила на подносе перед ней, и непонимающе замотала головой, когда Алехандро протянул ей наушники послушать музыку. Он надел ей наушники, а через пять минут увидел, как она задумчиво их снимает. Кизия напевала что-то себе под нос, потом опять замолчала. Стюардесса удивленно взглянула на нее, Алехандро с улыбкой кивнул, надеясь, что никто ничего не скажет, и опять молясь Богу, чтобы никто ее не узнал. Она выглядела рассеянной и взъерошенной настолько, что ее трудно было узнать. Но он боялся репортеров. Они могли обрушить на нее реальность, от которой она временно отключилась, находясь в шоковом состоянии. Она выглядела так, будто была под действием наркотиков, или пьяна, или потеряла рассудок. Полет стал кошмаром, который все не кончался.
Сегодняшний день был последней каплей, и он испытывал нестерпимую боль, думая о Люке, о них обоих.
— Ты дома, Кизия. Все в порядке.
— Я грязная, мне надо вымыться. Она сидела в кресле в своей гостиной, все еще не понимая, где находится.
— Я приготовлю тебе ванну.
— Тоти приготовит, — сказала она с рассеянной улыбкой.
Он купал ее, как когда-то давно своих племянниц. Кизия сидела, уставившись на краны в виде золотых дельфинов на мраморной стене. Он даже не думал о том, что та, кого он купал, — Кизия. Он хотел протянуть руки, коснуться ее, но она была где-то далеко, в каком-то нереальном мире, куда спряталась от жестокой действительности.
Он закутал ее в полотенце, она послушно надела ночную рубашку и ушла в спальню.
— А теперь ты поспишь. Правда?
— Да. А где Люк? — спросила она, посмотрев пустыми глазами, готовая вот-вот разразиться рыданиями.
— Он вышел.
Она не была еще готова к правде, он тоже.
— О, отлично.
Она вяло улыбнулась и неуклюже, как ребенок, запутавшись в простынях, забралась в постель. Он помог ей и выключил свет.
— Кизия, хочешь, я позову Тоти?
Он знал, что, если понадобится, он сможет найти номер ее телефона в адресной книге. Он подумывал, не разыскать ли еще ее доктора, но в этом пока не было необходимости.