Больше звонить было некому.
Митрофанова поднялась и стала ходить, наступая на разбросанные газеты, в которых так определенно и ясно было напечатано, что «убийца задержан».
Но Береговой не убийца!..
Полковник Никоненко сказал, что шум в прессе позволит выиграть какое-то время, но сейчас ей казалось, что это чушь, чушь!.. Шум еще больше все запутает и заставит поверить в виновность Берегового, а это неправильно, невозможно!..
Зазвонил телефон. Митрофанова втянула голову в плечи.
Анна Иосифовна? Открыла Интернет, прочитала про то, что убийца связан с «Алфавитом», и теперь при смерти и требует объяснений?..
Слава богу, звонил мобильный, а не рабочий.
– Кать, – позвал из трубки совершенно незнакомый голос, – привет, это Дэн Столетов. Слушай, я Алексу дозвониться не могу, а он меня вчера просил нарыть информацию про подругу Балашова. Так я нарыл!.. И там, знаешь, много интересного. Если он объявится, попроси его мне позвонить, ладно?
Должно быть, от неожиданности Митрофанова, заместитель генерального директора, выпалила:
– Дэн, газеты вышли.
– Я знаю, – сказал он с досадой. – Слава богу, про Володьку ничего нет.
– Зато про «Алфавит» есть!
– Да и пес с ним! Как там Маня? Ничего? Очухалась?
Митрофанова, которой казалось, что журналист Столетов, друг Владимира Берегового, с кем-то ее перепутал и разговаривает сейчас вовсе не с ней, села на первый попавшийся стул.
– Маня? – спросила она осторожно. – А что с Маней?
– А ты не знаешь? – удивился Дэн. – Слушай, это целая история, детектив можно писать! Нет, ты правда не знаешь?..
Митрофанова рассердилась.
Дэн Столетов не может иметь к Мане Поливановой никакого отношения и знать о ней тоже ничего не может и не должен! Маня, как и Шан-Гирей, да и Береговой, пожалуй, – это собственность если не лично ее, Митрофановой, то уж по крайней мере издательства «Алфавит»! Это ее, Катина, жизнь, ее территория. Чужие здесь не ходят.
– Денис, – сказала она специальным сержантским тоном, – если вам известно что-то о Марине Покровской…
– Да я тебе сейчас все расскажу, не злись, – перебил Дэн.
Рассказывал он лихо, без лишних подробностей, но как-то так, что Митрофановой стало казаться, что она все видит своими глазами – должно быть, он и впрямь хороший журналист, этот Денис Столетов!
– …Когда мы уезжали, Алекс ее чаем поил, это уж совсем ночь была! Сначала всякое следствие уехало, потом прокуратура, или наоборот, потом этот полковник!.. Ну, который речи все время произносит и притворяется дурачком, а на самом деле он…
– Профессионал и умница, – подсказала Митрофанова очень тихо, утратив все сержантские интонации. – Так Маня говорит.
– А теперь ни один телефон не отвечает! Ни у нее, ни у него.
– Я сейчас поеду к ней. Я же не знала!..
Дэн помолчал, а потом распорядился:
– Если поедешь, позвони мне оттуда. Мне с Алексом во как нужно поговорить!
И положил трубку.
Митрофанова посмотрела на смолкнувший телефон.
Происходит что-то невероятное, невозможное!.. Нет, должно быть, возможное, раз уж оно все же происходит, но еще вчера ничего такого не могло с ними случиться! Когда жизнь повернула в другую сторону и стала выписывать пируэты и выделывать кульбиты?! Когда Береговой нашел труп? Когда Маня поняла, что больше не может написать ни слова, и все, что творится сейчас вокруг, – это просто сюжет ее нового романа, который она с блеском напишет? Когда Алекс вернулся из Парижа, и оказалось, что вернулся какой-то другой человек, не тот, которого они знали, а Маня еще и любила?..
Оторвавшись от созерцания телефона, Митрофанова выпрямила спину и оглянулась по сторонам, словно впервые оказавшись в таком интересном месте.
Вот ее стол, заваленный бумагами, макетами, папками и книгами. Открытый ноутбук с прилепленным рисунком зайчика – символом весны и некого легкомыслия, на которое ее потянуло нынешним утром. Вот кресло, удобное, кожаное, с высокой спинкой, как бы подтверждающей высоту положения того, кто в нем сидит. Вот кофейная машина на специальной тумбочке – и тумбочку, и машину подарила Кате Анна Иосифовна к дню рождения, поэтому и то, и другое было просто превосходным. Тумбочка работы какого-то художника по стеклу, а машина немецкая, варившая необыкновенно вкусный кофе! Окно, выходящее на Москву, – очень много крыш, сталинских домов, грязного снега, автомобилей, очень мало деревьев и неба. Вдоль светлой стены три стула. На одном из них сидел Александр Шан-Гирей, когда в первый раз пришел к ней в кабинет, и она тогда подумала, что он ненормальный. Он все время ронял то сумку, то куртку, нагибался, возился, шарил по полу, пристраивал найденное обратно на колени и ронял снова, волосы падали на лицо, и даже руки тряслись – должно быть, оттого, что он неврастеник!..
Впрочем, тогда Митрофанова еще не знала, что он неврастеник, и вообще ничего о нем не знала, и даже предположить не могла, что он – «писатель номер один» и особенная «находка»!
…Нужно уезжать, пока генеральная директриса не вызвала ее и не стала задавать вопросы. Бежать прямо сейчас, сию минуту!..
Первый раз в жизни Екатерина Митрофанова убегала с работы, как двоечник из опостылевшей школы!
Она мигом собралась, оглядела кабинет, засунула в сумку папку с бумагами от Канторовича – их следовало разобрать, и непременно сегодня, вытащила из шкафа пальто и почему-то на цыпочках побежала к двери. Вернулась, оторвала от монитора листочек с зайцем, нарисованным шариковой ручкой, смяла и выбросила в корзину.
Никто не должен знать, что Екатерина Митрофанова рисует зайцев!..
Машины Анны Иосифовны на стоянке еще не было, следовательно, воспрепятствовать побегу никто не мог. Но, выехав за шлагбаум, Митрофанова повернула не направо, как ей было нужно, а налево, во дворы, на всякий случай, чтоб уж точно не встретиться с директрисой!..
Ехала она долго. Утренний транспортный коллапс, плавно переходящий в дневной, а потом в вечерний, уже был в разгаре. Машины на всех магистралях или стояли мертво, или двигались со скоростью пять километров в час. Двигатели чадили. Небо хмурилось. Какая долгая, холодная, неулыбчивая весна в этом году!..
В новостях, помимо общемировых ужасов, еще сообщалось об ужасах отечественных. В Питере съехавший с крыши снег придавил пенсионера. В Челябинске прорвало теплоцентраль, и полгорода залито кипятком, а еще полгорода осталось без отопления. В Москве убит Сергей Балашов, знаменитый телевизионный ведущий.
Митрофанова постукивала по рулю рукой в перчатке, переключала кнопки радиостанций, заглядывала в сумку, опускала козырек и смотрелась в зеркало – в общем, делала кучу лишних движений.
Про Балашова говорили с преувеличенным сожалением. Так всегда говорят… вслед.