– Главное, что нас уже в этом уравнении нет, – порадовалась Солька.
– Хорошо бы, – вздохнула Альжбетка.
– Чем же они связаны?.. – задумчиво произнесла я.
– Это уже не наше дело, пусть там творят, что хотят, – решительно сказала Солька и посмотрела на меня: – Ты похудела?
– Точно, – подтвердила Альжбетка.
– Да, я заметила, уже даже натянула на себя кое-что из отложенного приданого.
– Вот это да, ну-ка покрутись! – потребовала Солька.
Я прошлась по кухне, как манекенщица, и остановилась у двери.
– Ну как?
– Бежим ко мне, взвесимся, – подскочила Солька.
Когда-то одна из родительниц подарила ей на Новый год электронные весы, и одно время Солька очень ими гордилась.
У нашей учительницы ботаники был полнейший бардак, она минут десять вспоминала, где у нее могут быть весы, и в конце концов решила, что они спрятаны под раскладушкой на балконе.
– Вот, – сказала Солька, протягивая мне предмет своего обожания.
Я встала на весы и замерла.
– А зачем взвешиваться, если я не помню, сколько там было…
– Неважно, – махнула рукой Альжбетка, – теперь будешь знать.
На соседнем балконе послышался скрип двери, голоса, и я прижала палец к губам, давая понять девчонкам, чтобы соблюдали тишину. Сама же слезла с весов и на цыпочках подкралась к стене, соединяющей балконы. Сонькиными соседями были Потугины, и подслушать их разговор было для меня просто жизненной необходимостью.
– …пусть знает теперь, – говорила Вера Павловна, – думает, что это так сойдет ему с рук!
– Может, и не он это, – задумчиво сказал Макар Семенович, известный нам как Тусик.
– Он, голубчик, подложил нам подарочек, чтобы мы притихли и не высовывались: вот, мол, что с вами будет, если вздумаете лезть не в свое дело. Да только нас этим не возьмешь, мы ему его же подарочек и вернули, пусть сам сто раз подумает, прежде чем против нас идти!
– Не говори так, это все же мой брат!
– Вот за него и отомстишь… Брат… Он тебе хоть раз помог? А мог бы, у него деньги всегда водились, а скоро бы миллионщиком стал, так тебе бы хоть что-то предложил, так, по пьяни проболтался, похвастался… Что-то он не вспоминал, что ты ему брат, когда в долю тебя не брал…
– Какая уж тут доля, мое дело – сторона.
– Брат брату помогать должен, – не унималась Вера Павловна.
– Может, это не он все же…
– Как не он, ты же сам сказал, что испугался он, как ты про Федора намекнул. Нас не запугаешь и с толку не собьешь; как только дело было решено, так Федор и умер! Бывают ли такие совпадения, он это, и все тут! Пойдем, белье-то я повесила.
Звуки смолкли, и я обернулась к девчонкам.
– Слышали? – спросила я.
Девчонки закивали.
– По-моему, дело пахнет большими деньгами, – сказала я.
– Мы же в это не полезем? – с надеждой в голосе спросила Солька.
– Не знаю, – пожала я плечами, – вообще-то, мне бы миллиончик не помешал.
Влюбленные и трупы стабильно размножаются
– Рассказывайте! – потребовала я, как только нога Любови Григорьевны переступила порог приемной.
Директриса выглядела выше всяких похвал. Волосы наконец-то были приведены в окончательный порядок: стрижка каре и чуть красноватый оттенок прядей говорили о том, что Любовь Григорьевна потратила достаточно времени в хорошей парикмахерской. Бежевый костюм подчеркивал стройность ее фигуры, а косметика помогала директрисе выглядеть свежо и достаточно молодо – достаточно для Крошкина, я бы сказала.
Любовь Григорьевна села на стул, схватила ручку на моем столе, нервно повертела ее в руках, положила обратно и начала:
– Встретились мы около театра…
– Нечего баловать, надо было сказать, чтобы заехал за вами.
– Он предлагал, но я растерялась, и потом, я живу с мамой…
– Что?!
– Да, я живу с мамой, а что здесь такого? – занервничала Любовь Григорьевна.
– Ладно, пройдет время, и я как-то смирюсь с этим, рассказывайте дальше.
– Я немного опоздала, надо же опаздывать… Я правильно поступила?
– Правильно, надеюсь, опоздали конкретно?
– На семь минут.
– Стояли за каким-нибудь ларьком и отсчитывали секунды, поглядывая на предмет своего обожания?
– А откуда ты знаешь?
– Женская интуиция.
– Он подарил мне розу, я совсем не ожидала, я даже растерялась, день рождения-то уже прошел, зачем дарить-то?..
– Это нормально, – закатывая глаза, сказала я, – у вас же почти свидание.
– Мне было очень неловко… Люди смотрели на меня… и думали, что это он мне розу подарил…
– Это же просто безумие какое-то… – пробормотала я.
– Что?
– Не обращайте внимания, Любовь Григорьевна, вещайте дальше.
– Спектакль оказался хорошим, хотя было много школьников…
– В буфет ходили?
– Да, я не хотела, но Илья Дмитриевич настоял.
– Как можно, вот скажите мне, как можно не хотеть в буфет в театре? – схватилась я за голову.
– Просто я дома поела.
– Это все равно что поехать на шашлык и не взять помидоры, это все равно что зайти в парфюмерный магазин и не набрать там пробников, это все равно что… – так, я взяла себя в руки…
Любовь Григорьевна расстегнула пиджак и стала обмахиваться тоненькой папкой.
– Что ели? – спросила я.
– Я так разнервничалась, что выпила два бокала шампанского и съела три бутерброда с рыбой.
– Хорошее сочетание…
– Потом он отвез меня домой и поцеловал мне руку… Я вот думаю, что это значит?
– Это значит, что он возбужден и очень опасен.
Любовь Григорьевна прижала папку к груди и пискнула:
– Как это?!
– Ну, в смысле – Амур проковырял дырку в его сердце.
– И что теперь?
– Теперь рана его кровоточит.
Любовь Григорьевна икнула.
– И это все сделала я?! – спросила она.
– Ну не я же, теперь вы, как порядочная женщина, просто обязаны выйти за него замуж.
– Я вот тоже так думаю!
Теперь икнула я: Любовь Григорьевна все схватывает просто на лету.
Я была рада, что у директрисы все наладилось и я могу пока отвлечься от ее душевных терзаний. Мне было просто не до этого, мозги пухли, голова трещала, а мысли предательски разбегались по углам. Тут еще работы мне навалили столько, что хоть больничный бери, поэтому, как только Любовь Григорьевна отправилась по своим делам, я застучала пальцами по клавиатуре, время от времени отвечая на телефонные звонки.