«Она точно его любит…»
Еще больше проникнувшись уважением и участием к Нине Филипповне, я мысленно пообещала сделать ее самой счастливой на свете.
«Это вполне возможно… Почему бы и нет?..»
Но один вопрос изрядно меня мучил, я бы с удовольствием прихлопнула его влажным махровым или вафельным полотенцем.
– А Лев Александрович женат? – ляпнула я, сложив руки на коленях.
– Что? – переспросила Нина Филипповна, не веря собственным вмиг порозовевшим ушам.
– А Лев Александрович женат?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
«А потому что мне было бы гораздо сложнее устроить вашу судьбу, если бы в его паспорте присутствовал штамп. Собственно, это был бы провал всей операции».
– Просто любопытно.
Нина Филипповна бросила на меня осторожный взгляд и спросила:
– А голова у тебя не болит?
– Пока нет, – пряча улыбку, ответила я. «Но если понадобится для дела, она заболит завтра, а послезавтра настанет черед печенки, а потом селезенки…»
– Не тошнит?
– Тошнит.
– Сильно?
– Терпимо.
У Нины Филипповны загудел мобильник, и она приняла вызов:
– Да, мама, да, едем…. Конечно… Да… Надеюсь, ничего серьезного. Настя ела шоколад, полагаю, проблема в нем… Непременно…
«Вообще-то, проблема совсем в другом, – бесшумно вздохнула я. – Просто я получила письмо от Тима (самое лучшее письмо от самого лучшего Тима!), взмыла к солнцу и захотела обнять весь мир. А вас, Нина Филипповна, в первую очередь».
Наверное, на моем лице застыло нездоровое блаженство, потому что, закончив разговор с Эдитой Павловной, тетя повернулась ко мне и спросила:
– А сейчас сильно тошнит? У меня есть пакет, если нужно.
«Эх, ничего-то вы не понимаете!»
– Нет, не надо, все в порядке.
В клинике Льва Александровича я была впервые, поэтому, пока Нина Филипповна звонила, а затем заполняла какой-то бланк, я изучала скучную серо-белую обстановку и читала информацию на стендах – в основном расписание приемов специалистов и рекомендации. С большим удовольствием я бы перечитала письмо Тима, но достать его не рискнула.
Один плакат, наглядно демонстрирующий внутренние органы человека, привлек мое особое внимание. «Что же находится слева? В животе…»
– Я вас провожу, пойдемте, – раздался приятный женский голос.
Я обернулась и встретила ободряющий взгляд Нины Филипповны. Оставалось только схватиться за живот и двинуться следом.
В кабинете Бриля пахло кофе. Запах сразу вызвал у меня улыбку и пробудил аппетит. Но вот о чем уж точно не имело смысла думать, так это о еде: с моим «заболеванием» в лучшем случае мне светила какая-нибудь противная микстура, а в худшем – клизма.
Нина Филипповна зашла со мной, обменялась со Львом Александровичем быстрыми взглядами и спокойно произнесла:
– Я подожду в коридоре.
Она вышла, а я с досадой закусила нижнюю губу. Мне хотелось, чтобы они поговорили. Хотя бы о погоде. «Не правда ли, жарко?» – «Да, очень». – «А завтра обещают проливной дождь…» – «Обещают, но почему-то не верится». Всего несколько фраз, но когда люди влюблены, даже простые слова значат очень много.
– На что жалуемся, Анастасия? – спросил Бриль, указывая на кушетку.
– Живот, – страдальчески сообщила я, повторяя про себя: «Клизму не надо… Не надо клизму…»
– И когда юная леди последний раз посещала туалет?
«Ну нет, мы так не договаривались…» Я поймала себя на мысли, что совершенно (абсолютно!) не могу относиться к этому огромному человеку как к врачу. То есть он, конечно, врач (отличный врач!), но не мой. Пусть он меня не лечит.
«Если я скажу, что вчера, то мне точно придется встретиться с клизмой», – вовремя сообразила я и перевела взгляд на громадного Бриля. Он мне показался еще выше и шире в плечах, черты лица стали резче и крупнее. Такой человек должен обладать огромной физической силой. Мое воображение мгновенно нарисовало яркую картину: Лев Александрович гуляет по лесу, выдергивает первое попавшееся дерево из земли и поигрывает им, точно травинкой.
– В туалете я была сегодня утром, – выдала я, и мои щеки предательски порозовели, а может, и покраснели. Я почувствовала, как краска приливает к лицу, и разозлилась на себя за смущение.
Бриль внимательно посмотрел на меня, вымыл руки, вытер их полотенцем, подошел ближе и с улыбкой сказал:
– Ложись, буду тебя оперировать.
– М-м… – протянула я, понимая, что он шутит.
– А чего гадать на кофейной гуще? Разрежем тебя отсюда досюда, – показал он границы на себе. – И посмотрим, что у тебя там барахлит. А то, если ошибусь, твоя бабушка мне всю плешь проест, а потом в суд подаст.
– А вы можете ошибиться? – с сомнением спросила я.
– Нарочно могу, – усмехнулся Лев Александрович. – Ну, говори, когда последний раз была у гинеколога?
– Мне кажется… м-м-м… у меня уже ничего не болит, – заныла я, укладываясь на кушетку. – Отпустило как-то.
– Ты мне зубы не заговаривай.
– Правда, отпустило!
– Анастасия, приспустите портки, будем вас возвращать к жизни.
«Это ради Нины Филипповны», – напомнила я себе и расстегнула пуговицу джинсов.
* * *
Ответив на огромное количество вопросов, я предоставила живот в полное распоряжение Льва Александровича. Я бы предпочла поменяться местами с Ниной Филипповной и минут пять размышляла над тем, как бы это сделать. Но пытку пришлось пройти от начала до конца – совершенно самостоятельно. С каждой минутой врать становилось все сложнее и сложнее, особенно потому, что насмешливые глаза Бриля буравили меня, и, казалось, в них горит огонек недоверия (или полыхает яркий костер).
– Подозреваю, моя милая, – произнес он, скрестив большущие руки на груди, – что ты симулянтка. Одевайся. Но к гинекологу все же сходить нужно.
– Живот у меня болел, это точно.
– А сейчас не болит?
– Вроде нет.
– Симулянтка, – подтвердил он диагноз и широко улыбнулся, пристально глядя на меня. – Давай угадаю: Эдита Павловна узнала про сына аптекаря, и ты решила пересидеть бурю здесь. – Его брови чуть поднялись вверх. – Или ты совершила еще более тяжкое преступление, и самое лучшее, что я могу сделать, – это отослать тебя в санаторий на минеральные воды? Месяца на три.
Бриль переместился за стол, отправил остро отточенный карандаш в подставку, взял ручку и разлинованный бланк.
– А бывает что-то тяжелее? – поинтересовалась я, молясь, чтобы истинная цель визита осталась для Льва Александровича тайной. Его проницательность не знала границ, наверное, за свою долгую врачебную практику он достаточно повидал врунов и умел их вычислять на раз-два-три. И теперь я пополнила эту коллекцию.