– Очень надеюсь, что ты не произнес этих слов вслух, – встрепенулась я.
– Удержался, – буркнул Коробок, – предложил: «Лапа, если так трудно определиться с бантом, посмотри другой фасон». Она согласилась…
– Вот видишь! – обрадовалась я. – Лапуля умница, с ней всегда можно договориться.
– …и приволокла два безумия, – продолжал Димон, – на мой взгляд, платья-близнецы, но Лапа завела: «Котик, лучше с воланчиками или с рюшечками? Котик, с рюшечками или воланчиками?» Таня, зачем ей воланчик? Им же в бадминтон играют!
Сдавленным от сдерживаемого смеха голосом я ответила:
– Воланчик в данном контексте – сосборенная полоска ткани, пришитая к изделию.
– А рюшечки? – умирающим тоном осведомился Коробок.
– Сосборенная полоска ткани, пришитая к изделию, – как включенная дважды запись, повторила я.
– И какая между ними разница? – прошипел хакер. – В чем отличие хренова воланчика от фиговой рюшечки?
Теперь я оказалась в тупике.
– Ну… одно воланчик, а другое рюшечка.
– Молодец, отлично объяснила, – ядовито похвалил меня Димон. – Теперь фестончик! Это что за зверь?
– Близкий родственник воланчика и рюшечки, – пробубнила я, – они все из одной семьи сосборенных тряпок.
– Классно, – обреченно выдавил Димон, – еще меня поставили в тупик слова про подвязку, почему Лапуля сказала: «Нет, нет, беру маленькую, без жемчужинок, иначе Димочка оцарапает ротик». Какое отношение мой рот может иметь к резинке, поддерживающей женский чулок? И не проще ли натянуть обычные колготки?
Я откашлялась.
– Димон, свадьба – это определенный обряд. Знаешь, что невеста перед отъездом в гостиницу, где проведет брачную ночь, швыряет свой букет в толпу гостей?
– Гостиница? – поразился Коробок. – А почему не дома?
– Эту тему обсудим позднее, – вздохнула я, – сейчас о букете.
– О нем вроде слышал, – ответил Димон, – та подружка, что его поймает, следующей отправится под венец.
Мне захотелось приободрить приунывшего Коробка.
– Ты истинный знаток свадебной церемонии. Подвязка из той же серии. Молодой муж зубами стаскивает ее и бросает друзьям. Кто поймал, тот вскоре женится.
– Никогда! – захрипел Димон. – Придет же такое в голову! Кусать чулки! Да если подвязка упадет на пол, к ней никто не прикоснется!
– Почему? – не поняла я. – За нее всегда дерутся.
И услышала в ответ:
– Если я кину мужикам новый ноутбук, они свалку устроят, а при виде тряпки, которая им скорую женитьбу сулит, врассыпную кинутся.
Я поняла, что надо переходить к рабочим вопросам, попросила домашний адрес Тряпкиной и, услышав его, обрадовалась. Зинаида не случайно устроилась в «Бразилию». Она живет недалеко от торгового центра, минут десять-пятнадцать езды по Дмитровскому шоссе в сторону Московской области.
Домик Тряпкиной оказался последним в ряду черных покосившихся избушек, даже окруженные буйно цветущей сиренью, они смотрелись жалко. Калитка была не заперта, я толкнула ее, пересекла небольшую площадку со вскопанными грядками, постучала в стекло веранды и услышала с заднего двора знакомый голос:
– Кто там? Любаша, ты? Иди к бане.
Я обогнула здание и увидела Зину, одетую в дождевик. Она стояла возле огромной бочки.
– Хлещет-то как! – крикнула она. – Поливать огород не надо. Люба, хочешь чаю? Тогда ступай в дом.
То ли у Тряпкиной близорукость, то ли ливень помешал ей хорошо рассмотреть гостью, но Зина приняла меня за некую Любу, а я, не став указывать хозяйке на ошибку, быстро прошла в избу.
Через пару минут послышался скрип двери, Зина появилась на веранде уже без плаща, зато с огурцами в руках.
– Сейчас салат… – начала она и замолчала.
– Готова помочь, – воскликнула я.
– Чтоб тебя поездом задавило! – топнула ногой Тряпкина. – Жвачка липкая. Пошла вон! Упираться будешь, участкового позову, он через дом живет.
Я вцепилась в сиденье стула.
– Борис Олегович умер.
– Не заплачу! – гаркнула Зинаида.
– Я не следователь, не оперативник, частный детектив, которого наняла вдова покойного.
– Он женился? – вдруг заинтересовалась Зина. – На ком же?
Я обрадовалась возможности завязать разговор.
– Супруга Бориса француженка, из Парижа.
Тряпкина опустилась на табуретку.
– И давно?
– Точно не скажу, но не вчера и не год-два назад, могу сейчас узнать, – засуетилась я.
– Не надо, – тихо произнесла Зина. – Что вы ко мне пристали? Я давно не общалась с Борисом! Уходите. Ментов не люблю, разговаривать с ними ни при каких обстоятельствах без адвоката не стану, жизнь меня осторожности научила. Хотя это только у америкосов в сериалах задержанный кулаком по столу стучит, требует адвоката, и его мигом приводят. У нас иначе, по морде так надают, что само слово «адвокат» не вспомнишь. С частниками я не встречалась, не знаю, может, вы и приличная женщина. Документ есть?
Я протянула Зине бордовую книжечку. Тряпкина внимательно изучила ее, вернула мне и неожиданно смилостивилась:
– Что вам надо?
– Зачем вы приходили к Борису Олеговичу? Только не говорите, будто случайно нашли его адрес в Интернете, – попросила я.
– Какой смысл мне откровенничать? – скривилась Зинаида. – Уезжайте.
Я встала.
– Хорошо. Но перед тем как захлопнуть за мной дверь, выслушайте меня, надолго ваше внимание не займу. Бориса Олеговича убили. Ни малейшей зацепки у следствия нет, об адвокате окружающие говорят исключительно хорошо, похоже, Борис Олегович совершал одни добрые дела. Все любили его, а вы плюнули ему на дверь. Ну и кого заподозрят в убийстве? Ваша биография непростая: сначала наезд на беременную женщину, потом участие в драке, в которой убили соседку по бараку. Вдова Бориса, Зоя Владимировна, человек со связями, если наше агентство ей не поможет, начнет звонить высокопоставленным приятелям покойного мужа, требовать, чтобы милиция открыла дело и занялась расследованием. Вы не один год отсидели за решеткой, знаете ментовскую кухню: сверху давят, требуют результата, лишают премий, навешивают выговоры, те же, кто внизу, чтобы жить спокойно, быстренько найдут кандидатку на роль убийцы и отрапортуют о победе. Главное, закрыть дело, остальное никого не колышет. Повторяю, лучшей кандидатуры на роль козла отпущения, чем вы, нет. Ваша связь с Ветошь видна сразу, он был одним из устроителей конкурса, где вам в свое время прочили корону. Хотите снова очутиться на зоне, на этот раз за смерть Бориса Олеговича?
Зина подняла на меня тяжелый взгляд.
– А ты, значит, добрая, пришла меня, убогую, пожалеть?