– Зачем?
– Сейчас медики полагают, что человек в бессознательном состоянии слышит и понимает происходящее вокруг, он просто не может реагировать. Есть специальные тесты для выяснения его способностей к восстановлению. Например, водный, – отчаянно соврала я. – В вашем хосписе были пациенты в коме?
– Да, – чуть приветливее ответила Люда. – Очень их родственников жаль, непросто им приходится, когда надо принимать решение об отключении больного от аппаратов.
– Но случаются чудеса! – ажитированно возвестила я.
Людмила пожала плечами.
– На моей памяти не было. Хотя один врач рассказывал про пациентку, которая через пять лет очнулась.
– Вот видите, – обрадовалась я, – шанс всегда есть! Не дай бог, конечно, но, если с кем-то из моих близких произойдет беда, я никогда, ни за что не разрешу перекрыть кислородный шланг.
Люда неожиданно засмеялась и перешла на свойский тон.
– Очень трогательно! А денег у тебя на содержание полутрупа хватит? Это дорогое удовольствие – жизнь в бездыханном теле поддерживать.
– Деньги можно найти! – возразила я.
– Ну-ну, – хмыкнула медсестра. – А вот у меня рука не дрогнет. Нельзя человека мучить, лучше прекратить его страдания.
– Слава богу, не у всех такое мнение.
– Слава богу, не все видят и знают то, что мне известно, – парировала Людмила.
– Эрика-то реабилитировалась! А если признать твою правоту, девушка бы сейчас была на кладбище, – сердито уточнила я.
Медсестра отложила книгу.
– Ты ее видела? Считаю, в данном случае лучше лежать в могиле. Думаешь, я злая сука, которая желает людям смерти? Вовсе нет, просто у меня медицинское образование, и я реально оцениваю шансы человека. Даже если он вернется из небытия, качество его жизни никогда не станет прежним. О каком тесте ты говорила?
– Ну... о ручном, – соврала я.
Но у Людмилы оказалась замечательная память.
– Только что ты называла его водным.
– Это одно и то же, – вывернулась я.
– Знаешь, как его проводят? – девушка внезапно проявила горячий интерес к теме.
Что мне оставалось делать? Только кивать.
– Сложно? – не успокаивалась Людмила.
– Нет, – опрометчиво махнула я рукой и прикусила язык.
Надо было сказать про уникальный набор лекарств, необходимый для такого теста.
Медсестра встала.
– Пошли.
– Куда? – бдительно уточнила я.
– В палату. Покажешь, как тест проводить! – приказала медсестра.
Меня нельзя назвать членом клуба веселых и находчивых, чаще всего я подыскиваю нужные слова спустя два-три часа после того, когда они пришлись бы к месту. Но сейчас моя фантазия забила ключом, и я, воскликнув «Супер!», – двинулась за Людмилой.
Когда мы очутились в палате, где на кровати лежала Лиза, Люда с нетерпением поторопила меня:
– Ну? Говори, что надо делать.
– Неси сюда две мисочки, – распорядилась я. – Одну с очень холодной водой, даже лучше с кубиками льда, а другую с кипятком. Маленькие емкости, большие не требуются.
Медсестра кивнула и испарилась.
Я живо вытащила мобильный и стала фотографировать неподвижную больную, тихо приговаривая:
– Прости, пожалуйста! Знаю, нехорошо снимать человека, когда он находится в беспомощном состоянии, но это для твоего же блага! Имени своего ты мне не назовешь, что произошло, не расскажешь, надо же установить твою личность. Не верится мне что-то в благородство Германа Вольфовича. Ну неужели господин Кнабе столь милосерден? Тратит большие деньги на уход за посторонней девицей, простой горничной, которая исключительно по собственной глупости якобы свалилась со второго этажа. И откуда шрам на шее? Думаю, тут дело нечисто! Лиза ли ты? Может, в паспорте стоит другое имя, допустим, Варвара? За время болезни твое лицо побледнело, осунулось, превратилось в маску, но живет на свете вездесущий хакер Димон Коробков, он возьмет сделанный мною снимок, и крэкс, фэкс, пэкс! Прогнав изображение через специальную программу, скажет, кто ты: Богданова или нет.
Из коридора послышались шаги, я спрятала сотовый и открыла дверь. В палату с подносом в руках вошла Люда.
– Такие пиалы подойдут? – с порога спросила она.
– Лучше не найти, – одобрила я ее выбор.
– Ну, рассказывай, – поторопила меня медсестра.
– Дело нехитрое, – размеренно завела я, – бери миску с горячей водой, а мне отдай с холодной. Теперь попробуй пальцем свою жидкость. Не обжигает?
– Терпеть можно, – объявила Людмила.
– Отлично. Действуем на счет раз – я опускаю мизинец Лизы в холод; два – ты погружаешь мизинец другой руки в тепло. И так чередуем. Если девушка откроет глаза, значит, она когда-нибудь выйдет из комы.
Людмила покосилась на миску.
– Больно примитивно... Елизавета бревном лежит, реакций никаких. Выходит, если она сейчас веки приподнимет, значит, все о’кей, она возвращается к жизни? Но, поверь, ей прокапали и прокололи уйму действенных современных препаратов, и эффекта ноль. Большая химия оказалась бессильна, а ты предлагаешь простую воду.
– Не хочешь – не надо, – обрадовалась я. – Вероятно, это и впрямь глупо.
Люда вытянула губы трубочкой, потом вернула их на место.
– Мама моя в юности работала акушеркой в колхозе, и она рассказывала: иногда бабы рожали вроде мертвого ребенка. Ну а какие в деревне средства реанимации? Да еще в доисторические времена, в семидесятых годах прошлого века. Но мамочка боролась за младенцев до последнего – использовала способ, о котором ей бабушка, тоже повитуха, поведала. Берут два таза: с горячей водой и ледяной. Если малыш не дышит, его сначала быстро окунают в первую емкость, через секунду во вторую, и так три раза. Многие оживали.
В моей голове вспыхнули воспоминания о курсе русской литературы.
– Писатель Вересаев! Он сообщал об этом же методе в своей книге о сельском враче.
Людмила скрестила руки на груди.
– Три месяца назад в доме у Лауры Карловны одна из ее кошек котилась, хозяйка меня на помощь позвала. Пять детенышей родились хорошие, крепкие, а шестой дохлый. Лаура Карловна как заплачет! Мне ее жаль стало, я велела два таза принести, и котик ожил! Может, в трюке с водой и правда что-то есть? Ладно, давай ее пальцы в миски опускать...
– Начали! – согласилась я, устыдившись. Ведь я придумала «тест» с одной только целью – хотела попасть в комнату к больной и сделать тайком несколько снимков. А про Вересаева вспомнила лишь после рассказа Люды о своей матери. Может, чередование тепло—холод и способно оживить сердечно-сосудистую и дыхательную систему новорожденных, но для человека в коме оно, простите за некорректный каламбур, словно мертвому припарка.