Вернувшись в свою комнату, я позвонила Коробкову и попросила:
– Можешь по фото установить личность?
Димон принялся бубнить.
– Оно, конечно, да, но если нету, тогда трудно, однако бывают исключения...
– А если по-человечески объяснить?
Коробок откашлялся.
– Существует суперпрограмма, принцип ее действия основан на постулате: основные точки лица...
– Не надо технических подробностей! Значит, по фотографии можно легко вычислить имя человека и прочее, – обрадовалась я.
– Кто сказал «легко»? – возмутился Коробок. – Придется шуровать по базам: а) пропавшие без вести, б) нарушители, в) автолюбители; г) преступники.
– А если человек не исчезал, в поле зрения органов МВД не попадал и права не получал, тогда как?
– Тогда фигово, – пропел Димон. – Но можно потеребить лапами, пошуршать в сене, глядишь, и поймаешь жирную мышь... Тебе не кажется, что в моем лице Россия потеряла второго Пушкина? Я нахожу неизбитые рифмы.
– Как передать тебе фотографию? – увела я беседу в рабочее русло.
– Загрузи ее в комп.
– Как?
– Элементарно, Ватсон, – хохотнул Коробок. – Берешь проводок, тык его в гнездышки, а пальчиками на клаву жмешь...
Я издала протяжный стон.
– Изволь медленно изложить последовательность операций!
– О многорукая и великая богиня! – взвыл Димон. – Сначала принеси жертву кровожадному Интернету...
Мне оставалось лишь терпеливо ждать, пока Коробок перестанет дурачиться.
Снимок удалось отослать через час.
– Для женщины ты на редкость понятлива, – признал Димон, – я получил фотку.
– Первым делом проверь Богданову, – велела я.
– Твоя больная на нее похожа, как курица на дыню, – выдал Димон.
Но я тоже могу продемонстрировать упрямство.
– Все равно.
– Ладно, – серьезно пообещал хакер.
– Ты устал? – поинтересовалась я.
Коробок присвистнул.
– Деревянная лошадка не требует дозаправки, долетит от Москвы до Нью-Йорка за пару часов на чистом энтузиазме. Я тут немного поактивничал и выяснил интересные моментики. Про Германа Кнабе.
– Говори, – обрадовалась я.
– Он богат.
– Вот так новость! Я даже предположить ничего подобного не могла, думала, особняк, сад и челядь хозяин содержит на свою пенсию.
Коробков закряхтел.
– Пришел я вчера в одну контору, получил пропуск, стою, жду лифта. А тот, подлюка, никак в холл не спускается, курсирует между разными этажами, до первого не доезжает. Лопнуло мое терпение, я вернулся на ресепшен. И состоялся там следующий диалог.
– Девушка, где у вас лестница? – спрашиваю я у администратора.
А милашка пальчиком в табличку тычет.
– Читайте!
Я грамоту в церковно-приходской школе едва осилил, с трудом текст одолел и решил, что по своему скудоумию не так его понял. Переспрашиваю у неземной красавицы:
– Неужели там в самом деле написано: «Лестница работает только на спуск»?
Лапочка закивала.
– Правильно поняли. У нас так заведено: вверх на лифте, по ступенькам можно спуститься только на первый этаж.
Охватил меня страстный интерес, и давай я барышню пытать:
– Ежели по лесенке я вверх попрусь, чего плохого случится?
А она испугалась.
– Лестница работает только на спуск!
Я за свое:
– А на подъем?
Мисс Офис лепечет:
– Лестница лишь на спуск! Никто по ней наверх не ходит.
Тут у меня терпелка лопнула, я и заявил:
– Значит, я стану первым. Гляньте на толпу у подъемника! Неужели никому в башку не стукнуло, что на второй этаж легко ногами взобраться? Да и на третий тоже.
Ты никогда не угадаешь, что богиня ответила! Красивые очи выпучила и шепчет:
– Лестница работает только на спуск. Так принято считать. Это никто не подвергает сомнению.
– Во! Ключевые фразы, – закончил рассказ Коробков. – Поняла?
– Ну и к чему ты изложил сию притчу? – спросила я.
– «Так принято считать! Это никто не подвергает сомнению», – повторил Димон. – Что такое Аэрофлот?
– Авиакомпания с не самым лучшим сервисом, на мой взгляд. Только при чем здесь самолеты?
– Аэрофлот выпускает декоративную косметику? – задал еще более идиотский вопрос Димон.
– Нет, – засмеялась я.
– Почему?
– Мы сейчас участвуем в конкурсе «Самый тупой диалог столетия»? – фыркнула я. – Исключительно из уважения к твоим сединам отвечу: Аэрофлот не занимается производством губной помады, пудры и туши, потому что вышеупомянутая фирма осуществляет авиаперевозки. Точка.
– Ты уверена?
– Конечно. И хватит идиотничать. Лучше займись опознанием девушки на фото.
– Уже в процессе, – успокоил меня Коробков. И продолжил: – Ты сейчас вела себя, как та девушка с ресепшен. Лестница работает лишь на спуск. Аэрофлот отправляет самолеты. Герман Кнабе богат. Но если на секунду забыть замечательные фразы «Так принято считать» и «Это никогда не подвергается сомнению», то, оказывается, по ступенькам легко подняться наверх, Аэрофлот вполне может выпустить крем для пассажиров, а господин Кнабе ничего не имеет.
– Он нищий? – ахнула я.
– Ну... – протянул Коробков. – Это с какой стороны посмотреть.
– Да с любой! – взвилась я. – Помпезный особняк, огромный парк, армия прислуги, зоосад, машины... В конце концов, эта несчастная, за которой постоянно присматривает Людмила, уход за ней очень недешево стоит. У Кнабе неудачный сыночек, дрессировщик, художник, бабник и вроде наркоман. Дочь с умом ребенка и Лаура Карловна – вот и вся семья. Никто, кроме него самого, не работает. На что, по-твоему, они живут?
– Спокойно, девушка, а то пойдете служить ракетой в фейерверке, – попытался остудить мой пыл Димон. – Герман владеет одной процветающей фирмой и еще кое-какой мелочовкой.
– Хорош нищий! – хмыкнула я.
– Сейчас все поймешь, – сказал Коробок. – Допустим, я криминальный элемент, совершивший ряд преступлений, благополучно избежавший посадки и оставшийся в живых после разборок со своими конкурентами. Молодость миновала, носиться по улицам с автоматом Калашникова мне надоело, захотел иметь семью, стабильность, свой бизнес. И чтобы дети по-английски да по-французски трендели, хорошие школы закончили, а не как папочка, с семью классами образования, биографию начинали, чтобы жена в брюликах и шубе разгуливала, чтобы горничная в переднике, дворецкий в ливрее, особняк с картинами, рояль, золотые подсвечники и даже библиотека. Деньги есть, накоплены, но, увы, грязные они, налоговая в секунду хвост прищемит. И как мне поступить, знаешь?