Потом одна из примадонн умерла, ее место заняла более молодая, отметившая всего-то шестидесятый юбилей Карина Львовна, супруга директора театра, а Верочке достались ее прежние роли. Сначала Морковкину ввели в спектакль, где она произносила целый монолог, потом доверили исполнять роль проститутки Эммы из пьесы «Полуночный автобус». Фишку упомянутой постановки составляла сцена стриптиза, в конце второго акта Эмма на секунду раздевалась. Карина Львовна смотрелась в данной ипостаси не очень привлекательно. Гримеры трудились на славу, они подклеивали увядший бюст мадам, надевали на нее специальные, невидимые из зала колготки, призванные скрыть целлюлит и подтянуть бедра, но все равно восхищения у зрителя вид голой пенсионерки не вызывал. А вот когда в свете прожекторов появилась молодая Верочка, зал взорвался аплодисментами.
Карина Львовна перестала здороваться со старлеткой, у Морковкиной завелись фанаты, о ней написали в газете «Советская культура», и наконец-то режиссер назначил красавицу на главную роль, где полспектакля требовалось ходить в изодранных лохмотьях, демонстрируя свою красоту. В советские времена обнаженка на сцене не приветствовалась, но хитрый главреж знал, что зритель валом побежит в зал, едва по Москве разнесется слух о том, в каком виде выступает хорошенькая актриса, а членам художественного совета, шокированным голыми ногами и изредка мелькавшей в прорехах лохмотьев грудью Веры, он заявил: «Пьеса рассказывает о тяжелой жизни американских бездомных. Вы хотите, чтобы я одел актрису в соболиную шубу? Но как это будет смотреться? Нищая из Нью-Йорка в шикарной одежде? Наряд актрисы должен демонстрировать волчий оскал капиталистического общества, он символизирует бездуховность чуждого нам мира наживы».
И спектакль разрешили к показу.
Верочка активно занялась карьерой. В звезды первой величины ей пробиться не удалось. Когда пожилая актриса ушла в мир иной, главреж женился на молоденькой, только-только закончившей институт Аллочке, и все главные роли достались ей.
Одно время Вера даже подумывала о переходе в другой коллектив, но опомнилась: у каждого творческого руководителя есть своя супруга, любовница, дочь, сестра, лучше остаться на старом месте, где уже завоевала хоть какой-то авторитет. Вера прочно обосновалась в качестве «хорошей исполнительницы», да так и осталась на этой ступеньке. Увы, с лицедейками часто случается подобное, вроде и талантлива, и работоспособна, и симпатична, а играет только в эпизодах. Не досталось Вере везения, удача пролетала мимо.
Зато у Николая Ефимовича дела пошли в гору. Он занял руководящее кресло, вступил в номенклатурные ряды и стал настойчиво вести речь о ребенке. Муж хотел иметь полноценную семью. Вера пыталась забеременеть, но все попытки оказывались неудачными. Актриса лечилась, но, как она ни старалась, каждый раз на втором месяце случался выкидыш.
В театральном коллективе трудно скрыть тайну. Однажды местная уборщица, набожная Олечка, шепнула Вере Кирилловне:
– Господь вам знак дает, надо паломничество совершить. Возьмите, я тут составила список, в какие церкви поехать надо, у каких икон постоять.
Утопающий хватается за соломинку. Верочка, разочарованная в медицине, последовала совету уборщицы. Через год она родила Агату, а вскоре за ней и Тимофея. Став матерью, актриса решительно порвала со сценой, ушла из театра и занялась детьми.
После трагической гибели дочери Вера начала истово следить за Тимофеем. Мальчику предписывалось сообщать обо всех своих планах, звонить матери по десять раз на дню. Тимофею порой было лень искать телефон-автомат, и он несколько часов не давал о себе знать. Когда сын возвращался домой, Вера Кирилловна лежала на диване с гипертоническим кризом. Взрослый человек может понять Морковкину: смерть ребенка самое страшное испытание, которое может выпасть на долю родителей, но Тим считал мать истеричкой и на все ее упреки отвечал: «Прекрати, ничего со мной не случится, я же не идиот, и ребята надо мной издеваются, ни к кому предки так не пристают, как ты ко мне».
Чем старше становился юноша, тем больше портились его отношения с Верой Кирилловной. В конце концов наступил день, когда Тимофей отправился с однокурсниками на чью-то дачу, много выпил, пропустил последнюю электричку, остался ночевать в чужом доме, утром опохмелился с ребятами и ушел в загул на трое суток. Если вы пороетесь в памяти, непременно вспомните похожий казус, произошедший в молодости и с вами.
Едва Тимофей переступил порог отчего дома, как на него налетел Николай Ефимович, который до этого толерантно относился к попыткам сына отвоевать право на самостоятельность.
– Где ты шлялся? – орал отец. – У матери инфаркт!
Слабые оправдания Тима: «На даче нет телефона, позвонить неоткуда» лишь больше обозлили отца, и Николай Ефимович ляпнул сгоряча:
– Убирайся вон, ты нам больше не сын.
Тимофей хлопнул дверью и исчез. Ну и кто из вас никогда не скандалил со старшими? Кто ни разу не убегал от родителей, сжимая кулаки и думая: «Вот умру, то-то они зарыдают». Как правило, спустя несколько часов бунтари возвращаются в родные пенаты, где их с распростертыми объятиями встречают измученные угрызениями совести предки, и все завершается поцелуями и признаниями в любви. Но Тимофей оказался из другой породы. Домой он больше носа не казал. Спустя сутки после скандала успокоившийся Николай Ефимович помчался в институт, которым заведовал его ближайший друг Антон Крутиков, отыскал сына и услышал от него: «Вы мне надоели, если не оставите меня в покое, уеду из Москвы, никогда не найдете, где спрятался».
Как ни старались отец с матерью, сын отказался мириться. Правда, не желая общаться с родителями, Тимофей благосклонно принял от них в дар кооперативную квартиру и не возвращал денег, которые Вера Кирилловна тайком засовывала гордому отпрыску в почтовый ящик.
Несколько лет Морковкины надеялись на восстановление отношений с сыном, потом поняли: ничего не получится, и зажили своей жизнью. Николай Ефимович руководил предприятием, Вера Кирилловна не без протекции мужа организовала самодеятельный театр, где сама ставила спектакли и играла главные роли. Сына мать увидела лишь на похоронах Николая Ефимовича. Вера, конечно, знала, что ее мальчик стал кумиром миллионов телезрителей, что он представляется как Тим Морков, но о его личной жизни ей ничего не было известно. Желтую прессу Вера Кирилловна не читала, до нее, правда, окольными путями дополз слушок о несчастье. Незадолго до кончины Николая Ефимовича у Тимофея трагически погибла жена на съемках очередного фильма.
Тимофей подошел к матери и неожиданно обнял ее. Вера Кирилловна, сидящая возле гроба Николая Ефимовича, испытала полярные чувства. С одной стороны, ее душило горе, с другой – охватила радость, сын вернулся, он ее простил.
Дальше началась фантасмагория. Невесть откуда вынырнула молодая женщина и, обливаясь слезами, кинулась в ноги Вере Кирилловне. Внезапно возникшие журналисты защелкали камерами. Вдова прижалась ко вновь обретенному сыну и зарыдала в голос.
– Мама, – шепнул тот, – просто плачь без ажиотажа, слишком бурно реагировать не следует.