– Ничего подобного, Саша! Девять лет – не такая уж пугающая разница. – Бернар явно не имел ничего против их союза. Впрочем, его это не касается. Он беспокоился о Саше и хотел, чтобы она была счастлива. Он знал, как Саша была одинока после смерти Артура, и душа у него болела за нее. Саше никто и ничем не мог помочь. Может, у Лайама получится?
– Это правда. Но с Лайамом я чувствую себя такой старой! Он, как они говорят, тусуется с молодыми художниками, а среди них я ощущаю себя древней старухой.
– Это действительно проблема, – согласился Бернар со вздохом. – Но ведь нет никакой необходимости принимать окончательное решение. Я, во всяком случае, на это надеюсь. – Бернар не хотел, чтобы Саша потеряла голову и второпях выскочила за Лайама замуж, но он хорошо знал Сашу и понимал, что это вряд ли произойдет. Она была благоразумной и осторожной женщиной, хотя роман с Лайамом открыл Бернару другую Сашу, о которой он ничего не знал.
– Не волнуйся! Поспешных решений я принимать не стану. Я вообще не собираюсь ничего предпринимать. Просто мне с ним хорошо. Сколько ни продержимся вместе, все это время – наше, – Саша все еще была уверена, что долго этот роман не продлится, и никаких особых надежд на будущее не возлагала. При этих ее словах Бернар испытал облегчение. По его мнению, в романе с Лайамом нет ничего плохого. А вот сделать его спутником жизни – это совсем другое дело.
– Дети знают?
– Нет. Татьяна меня наверняка убьет, да и насчет Ксавье я не уверена. Они с Лайамом близкие друзья. Трудно предугадать его реакцию. Я не тороплюсь им открываться. Без особой необходимости не стану. Кто знает, чем это все у нас закончится. Мы уже пробовали расстаться февраля по апрель мы не виделись, не перезванивались. Помирились незадолго до этой поездки. Она, кстати, прошла чудесно. Посмотрим, как все сложится дальше.
– Держи меня в курсе, если сочтешь нужным. – Бернар поднялся. Он был рад, что они поговорили. Теперь было ясно, что Саша ведет себя осмотрительно. А все остальное – их дело. Судя по всему, Саше было хорошо с этим парнем. – Если от меня потребуется какая-то помощь – скажи. – На данном этапе ему больше ничего знать не требовалось.
– Ты мне уже помог. Только не болтай, ладно? Я не хочу делать это достоянием гласности. По крайней мере – пока не станет ясно самим.
Бернар понимающе кивнул. Саше стало легче, когда она выговорилась. Она боялась реакции друзей, их осуждающих взглядов и разговоров за ее спиной. Сейчас она видела, что Бернара новость отнюдь не шокировала, и от этого Саше стало легче на душе. Эжени она говорить пока не станет, да и остальным сотрудникам и знакомым тоже. Хотя в те редкие случаи, когда Лайам звонил в галерею, к телефону подходила как раз Эжени. Но чаще он связывался с ней по мобильному. И детям она пока тоже ничего не скажет. Они решили так вместе с Лайамом, рассудив, что это будет правильнее. Если поставить в известность детей, все сильно усложнится, а им еще есть над чем подумать и что решать. Всему свое время.
Следующие выходные Лайам опять был в Париже. И через неделю – тоже. Погода была дивная, они прекрасно провели время, и оба пребывали в приподнятом настроении. Все время они были вдвоем, Лайам даже с друзьями не общался. Им так много надо было сделать вместе, а времени было совсем мало. И не хотелось с кем-то его делить, будь то его друзья или ее. А на неделе он усиленно работал над предстоящей в декабре выставкой в Нью-Йорке. Саше не терпелось представить Лайама миру. Он тоже не мог дождаться этого дня, и работа в лондонской студии шла необыкновенно плодотворно.
Они гуляли с Соксом в Булонском лесу, когда Саша, как уже много раз, поинтересовалась, как дела у его детей в Вермонте. Саша всегда поощряла его рассказы о детях. Она чувствовала, как он по ним скучает. Лайам не виделся с детьми уже год. Бракоразводный процесс должен был завершиться к Рождеству. Бет сказала, что сразу выйдет замуж. По словам Лайама, он уже совсем с этим примирился. Но дети нуждались в отце, они скучали по нему, им нужно было общение, да и он без них тосковал. Пожалуй, даже больше, чем признавался в этом. Саша считала, что Лайам перепоручил заботу о детях Бет и устранился от их воспитания.
– Лайам, может, тебе съездить, навестить их летом? – как-то предложила она. Лайам закинул подальше палку и стал ждать, когда Соке ее принесет. Щенок быстро рос и уже многое умел. Саша была от него без ума, тем более что это было подарок Лайама. – В августе ко мне приедут Ксавье с Татьяной. – Так совпало, что именно в августе у всех выдавалось свободное время, и Саша хотела провести его с сыном и дочерью. В последнее время им все реже удавалось собираться вместе, дети стали взрослыми и вели все более насыщенную жизнь. Она понимала, что скоро в их жизни появятся более важные фигуры, тогда они вовсе перестанут с ней куда-то выбираться. Таких возможностей остается все меньше, и каждый год Саша воспринимала как последний. – Может быть, после того, как побудем с детьми, куда-нибудь съездим вдвоем? – Саша стремилась внести в его жизнь элемент организованности. Порой Лайама это бесило, а в других случаях – наоборот, забавляло. Он уже знал, что такова ее натура. Она ведет себя так со всеми. Классическая наседка, и это ему в ней особенно нравилось, особенно когда проявлялось по отношению к нему.
– Я даже не уверен, что они захотят меня видеть, – признался Лайам. Он часто говорил, что дети на него обижаются за долгое отсутствие. Как раз этого Саша и боялась. Лайам редко им звонил, а когда это случалось, разговор, как правило, не клеился. Они открыто возлагали на него вину за развал семьи. Бет им многое рассказала, утаила лишь самые пикантные подробности, и они были огорчены и сердиты на отца. В результате звонки давались ему тяжело, да и разделявшее их расстояние сказывалось. Саша боялась, что еще немного – и наладить отношения с детьми будет невозможно, во всяком случае – в обозримом будущем. И она предупреждала Лайама о такой опасности. Пока же прошел только год, и не все шансы были потеряны. Дети во всем разберутся и поймут. Старшему сыну Лайама исполнилось восемнадцать, в сентябре он уезжает в колледж, среднему – двенадцать, а дочке только-только исполнилось шесть. Они еще не такие большие, и наладить с ними отношения вполне возможно, только для этого надо приложить усилия. А что Лайам их любит, она знала. Когда он говорил о детях, глаза его частенько увлажнялись. Но он все чаще говорил о них, как о детях Бет, а не о своих. Она-то была с ними изо дня в день, а он – нет.
– Так спроси у них! – предложила Саша. – Как думаешь, может, Бет позволит тебе их куда-нибудь свозить? – У нее мелькнула мысль о доме в Саутгемптоне, но она решила пока ничего не говорить. К тому же Саша не была уверена, что дом не понадобится Татьяне. Такое вполне может случиться. Дети этот дом обожают, он им напоминает о детстве. У нее тоже с этим домом связано много воспоминаний. И о детях, и об Артуре.
– Даже не знаю, как она отнесется к такой перспективе. Она, как ты понимаешь, меня теперь не жалует.
Насколько Саше было известно, весь последний год Лайам не больно-то баловал жену деньгами. Бет больше поддерживал ее будущий муж, что еще больше усложняло дело и ставило Лайама в двусмысленное положение. Саша заплатила ему аванс, но у него были немалые текущие расходы, в частности, на холст и краски. И посылать Бет много он не мог. Лайам надеялся, что после выставки его финансовое положение улучшится. Но пока оно было весьма непрочным. А это создавало трудности и для Бет, и для детей. Мало того, что она маялась с ним двадцать лет, так еще и теперь никакой существенной помощи от него нет. С новым мужем она будет стоять на ногах намного прочнее. Лайам по-своему был даже рад за нее. И за себя – ему было хорошо с Сашей. Единственное, что терзало его сердце, – это разлука с детьми.