А чего же еще он хотел? Любому, хоть поверхностно знакомому с тактикой, известно, что в девяноста процентах случаев слабо подготовленный солдат уходит вправо от укрытия, в сторону своего оружия. Инстинктивно. Где опытный стрелок его и перехватывает точно посланной пулей.
— Похоже, ребята, больше здесь ловить нечего, — бросил я сквозь зубы неизвестно откуда появившемуся рядом Кириллову. Шальные пули то и дело просвистывали поверху, но кто-то ведь мог невзначай и снизить прицел. Я бы мог сейчас в два касания повышибать обоим моим сопровождающим шейные позвонки, только вот команды такой мне не поступало. Игра развивалась по каким-то другим правилам, и стоило посмотреть, куда все повернется.
— Не знаю, чекисты вы или честные бандиты, но шума подняли многовато. Пожалуй, и на Красной площади скоро будет слышно…
— Почему скоро? — не понял моего юмора Станислав. Точно — англичанин.
— Пока звук долетит…
Бой принимал позиционный характер.
И, значит, был проигран, потому что подняться теперь в решительную контратаку людям Кириллова было куда как труднее, чем сгоряча, первым броском прорваться сквозь еще не организованный заградительный огонь.
Да и потеряли они уже едва ли не половину своего первоначального состава.
Над крышей дома взлетела ярко-зеленая осветительная ракета, оснащенная парашютиком, повисла как раз над серединой переулка, высветив черные, отбрасывающие резкие тени фигуры «чекистов», и судорожно перемещающиеся вдоль проломленного в нескольких местах и все равно непреодолимого забора, и уже навсегда неподвижные.
— Смываться надо, — повторил я свое предложение. Трескотня стояла такая, что приходилось почти кричать. Давно я такой славной пальбы не слышал. — Давайте сигнал на отход, и делаем ноги. А можно и без сигнала, шансов больше. Ну…
И сам первый оттолкнулся от поверху твердой, но под тонкой ледяной корочкой по-прежнему мокрой и липкой земли.
До машины мы добежали без потерь. Я не исключал, что через приборы ночного видения нас давно рассмотрели и опознали, оттого и идут, посвистывая, пули, хоть и чуточку, но все же поверх голов.
Через забор перелетели и с тусклой оранжевой вспышкой лопнули две гранаты. Кто-то истошно, захлебываясь, заорал и смолк. «В живот», — привычно определил я. И похоже, аорту перебило, если в кишки — кричат дольше и по-другому…
— Да мать твою! — заорал я, с размаху залепил Кириллову затрещину, потому что он, свалившись в кювет, никак не мог заставить себя выпрямиться под огнем, чтобы запрыгнуть на высокую подножку автомобиля. — Не хотите уходить, дело ваше, тогда хоть пушку дайте, помирать тут с вами… Сам поеду! — и рванул застежку его кобуры. Удивительно, но он так до сих пор и не вытащил свой «наган».
Мне показалось (нет, не показалось, конечно, просто слишком это было неожиданно), что прямо возле уха раздался крик (но шепотом, так что и в шаге уже не услышать) Шульгина:
— Игорь, лежать!
Не раздумывая, рефлекторно я ткнулся лбом в грязь. И тут же за спиной что-то дважды оглушительно громыхнуло. Краем глаза я увидел слепящую вспышку и услышал сдавленный вскрик одного из моих «партнеров», кажется, как раз Кириллова.
Опять прошелестел неизвестно откуда исходящий голос Шульгина:
— А вот теперь хватай их в охапку, и деру. Переулочками в Сокольники. Здесь сейчас совсем жарко будет…
Я машинально оглянулся, но никого, конечно, не увидел. Оставалось выполнять приказ.
С места, в два рывка, разбрасывая узкими колесами грязь, «Рено» кое-как тронулся. Завывая мотором, который своими характеристиками несколько отличался в лучшую сторону от тех, что ставили на такие вот машинки их строители в далекой Франции, и, вихляясь по разъезженным ломовыми извозчиками колеям, скорее пополз, чем понесся в спасительную темноту.
На заднем сиденье стонал и ругался сквозь зубы Станислав. Ругался по-английски, явно непроизвольно, пребывая в шоке. Чем-то здорово его шандарахнуло. Вадим лежал молча, и неизвестно, жив он пока или уже нет.
Навалившись грудью на руль, чтобы хоть как-то видеть дорогу, я заметил метнувшуюся с обочины фигуру слишком поздно. Иначе выстрелил бы из зажатого в левой руке «нагана» через откинутый клапан дверцы. А тут я только успел вывернуть вбок ствол и узнал свою «крестницу» Людмилу.
Тормозить не было нужды, скорость у меня не превосходила обычную для не очень резвых извозчиков.
— На подножку прыгай…
Машина качнулась и просела. Килограммов семьдесят в дамочке есть, да еще на «V квадрат пополам» умножить. В руке у нее тоже был зажат пистолет, и оказался он в опасной близости от моей головы.
Рукояткой «нагана» я ткнул ей в основание большого пальца, пистолет плюхнулся мне на колени, соскользнул на пол. Людмила вскрикнула.
— Терпи, бля… — прошипел я сквозь зубы, чтобы не выходить из образа человека мстительного и грубого, и тут же проявил заботу: — Двумя руками держись, удобней будет, а то улетишь на…
Мы проносились со скоростью километров тридцать в час по глухим марьинорощинским переулкам, и я замечал выглядывающих в окна и калитки, даже выбежавших на крылечки и тротуары любопытных аборигенов. Говорят, тут постреливают частенько, бандиты друг в друга и в милицию и наоборот, но такого салюта здесь наверняка не слыхали со времен празднования трехсотлетия Дома Романовых. Или с октябрьских боев семнадцатого года.
В ближайшие пятнадцать-двадцать минут можно ждать, что появятся поднятые по тревоге опергруппы настоящего ГПУ, а то и регулярные части гарнизона.
Если только взволнует сейчас кого-нибудь еще один очаг беспорядков в охваченном смутой городе.
Впрочем, не мое это дело, я здесь человек посторонний. А вот тот, в которого я выстрелил, меня беспокоил.
Слегка вселяла надежду тщательная подготовка Шульгина по обеспечению операции. Может быть, даже — наверняка под гимнастерками у оставленных на базе людей были надеты кевларовые кирасы. Тогда я могу успокоить свою совесть. Не стал бы, на самом деле, Александр Иванович бросать своих бойцов на убой. Меня-то он вывел из критической ситуации четко и даже обеспечил легендой для продолжения…
На твердой дороге я притормозил.
— Садись, — кивнул Людмиле на сиденье рядом. Снова поддал газу. — Весело получилось? — поинтересовался у пребывающей в полузаторможенном состоянии женщины. — Вояки занюханные. И дела не сделали, и меня напрочь спалили. Хоть один из здешних наверняка ушел и уж меня-то запомнил… Достань у меня в кармане папиросы. И прикури…
Зажал зубами длинный картонный мундштук и повел «Рено» по известному адресу, который Шульгин показал мне на такой примерно случай. Не на Столешников же дорогих гостей везти.
Сначала по чуть более цивилизованным переулкам, чем давешний, поперек трех Мещанских улиц, через несколько железнодорожных переездов, и вот уже зачернел впереди массив Сокольнического парка-леса.