Назначенный председателем Реввоенсовета, Фрунзе быстрыми темпами демобилизовывал армию, уверяя, что намерен оставить в ней не более двухсот тысяч бойцов для равномерного прикрытия южной и польской границ. Однако до Левашова доходили сведения, что где-то между Вологдой и Ярославлем формируется новая, хорошо вооруженная и укомплектованная отборным контингентом армия.
Нэп действительно был объявлен, практически дословно повторяя схему 1921 года прошлой реальности. Только политико-экономическая обстановка сейчас оказалась чуть-чуть другой. Хозяйственное оживление скоро стало заметно. Была разрешена свободная торговля, в Москве открывались частные предприятия. Сокольников готовил денежную реформу. Золота в Гохране хватало, тем более что, в отличие от Югороссии, в руках Совнаркома оказались сосредоточены сокровища Эрмитажа и Оружейной палаты. И все равно Троцкий постоянно клянчил деньги. Складывалось впечатление, что он воображает, будто Врангель (то есть, конечно, Новиков) обязан был платить ему своеобразную контрибуцию, замаскированную под «братскую помощь», вроде той, что КПСС оказывала «дружественным партиям» и «прогрессивным» режимам.
— Так в итоге тебе по-прежнему кажется, что эксперимент имеет смысл и перспективы? — спросил Шульгин.
— Даже более, чем раньше. Я надеюсь, что через год-два здесь удастся построить общество типа югославского или кадаровской Венгрии. Все преимущества социализма без его сталинских деформаций…
— Дай бог, дай бог, — с иронией протянул Шульгин.
— Да почему же нет? — возмутился Олег. — Войну мы прекратили, бессмысленный террор тоже идет на убыль. Я сейчас прорабатываю возможность полного освобождения из тюрем и концлагерей всех политзаключенных и объявления амнистии участникам вооруженной борьбы.
— Смотри, как бы не пришлось новых сажать, — вставила молчавшая до сих пор Лариса.
— Кого это?
— А тех ортодоксов-большевиков, которые начнут вооруженную борьбу против предателей революции, объединившись с таковыми же ортодоксами из белого лагеря и вообще противниками всякого мира и порядка в России…
— Это ты, Ларчик, драматизируешь…
Лариса издевательски рассмеялась.
— Уж тут меня послушай. Я как раз в этих вопросах специалист, диссертацию об антирусской дипломатии XIX века написала…
— Понял, брат? Слушай, что умные люди говорят. И вообще пора тебе штатами обзаводиться, а то что за посольство из одного человека? Вообще-то я сюда на роль официального посла ехал, но, раз меня грохнули, придется тебе за двоих потрудиться…
— Так ты не собираешься об «ошибке» заявлять?
— Ни в коем случае. Пусть те, кому я мешал, радуются. Значит, Ларису мы официально назначаем статс-секретарем и твоим главным советником. Оставь возражения, торг здесь неуместен, я сейчас выступаю как официальное лицо, а не твой старый собутыльник. Еще одного человечка ты возьмешь, как это раньше называлось, «советником по культуре». Хороший парень, бывший жандарм. Днем он будет тебя с папочкой под мышкой сопровождать, а по ночам прямыми обязанностями заниматься. И это еще не все — дадим тебе человек пять секретарей и делопроизводителей, главного бухгалтера, разумеется…
— Да ну, правда, что это вы затеяли? У нас же было соглашение — вы как знаете, а я сам по себе…
— Темпора мутантур, братец… Новые обстоятельства открываются, и шутки посему пока в сторону. Андрей пропал, опасаюсь, что надолго. Враги активизируются, и мы даже не знаем, кто они на самом деле. Не исключено, что они так же враждебны твоему предполагаемому «социализму с человеческим лицом», как и нашей буржуазной демократии. Но информация мне в руки попала тревожная. Значит, нам придется работать в одном направлении. Я ведь на полном серьезе любопытствую, можно ли сделать то, что мы затеяли. Два или три процветающих российских государства с разными, но не враждебными общественными устройствами. А в перспективе и создание какой-нибудь конфедерации… Только уцелеть бы сначала… Ты, кстати, деда Удолина давно видел?
— Один раз, вскоре после вашего отъезда, — ответил удивленный напором Шульгина Олег, не нашедший, что возразить по поводу его «предложений». Он, впрочем, и раньше всегда проигрывал интеллектуальные поединки с Сашкой или Новиковым, если только они не касались чисто научных вопросов. — Он возмущался, что Андрей обещал помочь ему перебраться в Крым и ничего не сделал.
— Где вы виделись? — Шульгин насторожился.
— Он ко мне в «Метрополь» приходил… — В гостинице, превращенной во второй Дом Советов и общежитие для крупных партработников, которым не хватило квартир в Кремле, Левашов жил несколько дней, пока Троцкий не выделил ему этот особняк.
— А потом?
— Потом больше не приходил…
— Так… Еще и этим придется заниматься. — Шульгин вздохнул сокрушенно, но выглядел не столько расстроенным, сколько увлеченным масштабом стоящих перед ним задач.
— Короче, у тебя телефон здесь есть?
— Даже два.
— Скажи номера. Моя и Басманова резиденция будет в Столешниковом. Основную связь будем держать по телефону…
Это тоже было одной из загадок аггрианской базы — телефон с автоматическим набором свободно включался в московскую штекерную систему и выходил на нужный номер, минуя телефонных барышень. Парадокс того же типа, что и наличие в квартире горячего водоснабжения, газа и электричества. Каким-то образом коммуникации из шестидесятых годов (порт, так сказать, постоянной приписки базы) проникали и в прошлое, и в будущее.
— Я вскоре исчезну, до ночи или до завтра, а Лариса продолжит вводить тебя в курс дела. Надеюсь, скучно не будет…
Внизу затрещал звонок.
— Наверное, Рудников явился. А вообще больше никогда сам дверей не открывай. И оборудуй дом телеметрией по периметру и собачек заведи. Впрочем, это я поручику прикажу сделать… Да, чуть не забыл, сейчас при церемонии поприсутствуете. Я его в капитаны произведу. Столько мужик геройствовал, а все поручик на четвертом десятке…
— Подожди, — вспомнила о своей новой роли хозяйки Лариса. — Надо ж тогда и позавтракать всем вместе. У тебя вообще что в доме есть?
— Посмотри там, на кухне. Было кое-что. Мне порученец Троцкого на днях привозил…
— Нет, это я поломаю. — Не скрывая раздражения, девушка удалилась. — Черт знает что! «Не знаю», «должно быть»! Ему и килька в томате за еду сойдет…
— Порядок, братец, теперь я за тебя спокоен. Заживешь как человек…
Звонок затрещал снова, длинно и требовательно.
— Да иду, иду… Вот подчиненные пошли! Барин, может, на горшке сидит! Раззвонились… — Шульгин, не торопясь, направился вниз.
К исходу третьего дня пребывания на Валгалле Новиков закончил приведение дома в порядок. Конечно, восстановить в прежнем великолепии трехэтажный бревенчатый терем в стиле иллюстраций к русским сказкам художника Билибина ему было не под силу. Но сделать его пригодным для жизни он сумел. Сильвия помогала ему в полную силу, и трудно было вообразить, что целую сотню лет она жила в условиях чопорного британского высшего света, где дамы по каждому поводу падали в обморок и изображали из себя хрупкие надломленные лилии. Или, как они называются по-французски, «ненюфары».