Он догадывался, что его ждет еще одно испытание, только теперь прямо противоположного свойства, и настроился выдержать его с достоинством. Главное — сыграть свою роль убедительно, тогда истина откроется сама собой.
Андрей не жалел дров, тяга тоже была великолепная, и всего через час березовые стены парной уже потрескивали от сухого жара. Термометр своим столбиком подкрашенного фуксином спирта подходил к семидесяти градусам. И вода в котлах начала закипать.
Сильвия появилась в предбаннике в длинном махровом халате, волосы стягивала белая льняная косынка.
— Ну как, готово уже?
— Сейчас, минут пятнадцать-двадцать, и все… — ответил Новиков. — Я уже раз пару поддал, пусть осядет.
— Вот, а ты говорил…
— Мало ли кто чего говорит. Настраивайся…
Нахлобучив войлочный колпак, надев толстые брезентовые рукавицы, Андрей, пригибаясь, проник в жаркий, но пока еще терпимо, объем парилки, деревянным ковшом швырнул в кирпичную, тускло светящуюся нишу каменки пару литров разведенного водой пива. И бросился на пол с проворством старого солдата под внезапным огневым налетом, потому что над головой просвистела струя густого перегретого пара, способного обварить до третьей «А» степени.
Пятясь как рак, он толкнул дверь и вывалился в прохладный предбанник. Электричества у них в доме по-прежнему не было, но две керосиновые лампы с широкими, в ладонь, фитилями давали достаточно света, куда более уютного, чем яркий электрический.
Сильвия, будто не замечая, что он уже здесь, стояла спиной к двери и, не торопясь, стягивала с крутых бедер и так мало что прикрывавшие узенькие красные плавки, соблазнительно изгибая спину. Обернулась, на секунду изобразила растерянность, улыбнулась смущенно, пожала плечами: мол, что же теперь поделаешь. Бросила скомканный кружевной лоскуток на лавку.
Андрею ничего не оставалось, как тоже раздеться. Смешно было бы не сделать этого, хотя как-то ему было не по себе. Аггрианка, став вполоборота, с недоумением смотрела, как Новиков опоясывается полотенцем.
— Возьми, — протянул он ей другое, — а то на полок не сядешь, горячо…
«Ничего, — думал он, — сейчас я позабавлюсь. Узнаешь, что у нас почем…»
— А ну, вперед! — Андрей распахнул низкую дверь и втолкнул Сильвию в тускло освещенную парную. Но, в последний момент все же пожалев, схватил за плечи и резко прижал к полу.
Раскаленный воздух, пахнущий хлебом и распаренными березовыми вениками, хлынул ей в легкие, она задохнулась и инстинктивно метнулась назад. Новикову пришлось удержать ее силой.
— Тихо, тихо, терпи, сейчас станет легче. На вот, рукавицей прикройся, дыши через нее ртом, только неглубоко…
Постепенно пар осел, температура стала почти терпимой, и Андрей уговорил гостью подняться вверх, уложил на широкий полок и взялся за веник. Прошелся, сначала легонько, от тонких щиколоток до плеч, то похлопывая, то оглаживая, незаметно усиливая замах и силу удара. Аггрианка терпела, лишь шумно втягивала сквозь зубы горячий воздух. Решив, что ей для начала хватит, позволил спуститься вниз, окатил в предбаннике ледяной артезианской водой. Дал отдышаться, налил высокий стакан пива…
После четвертого захода, измочалив об нее веник до голых прутьев, объявил, что на сегодня достаточно.
Завернувшись в простыни, они расположились в прохладной комнате отдыха. Сильвия то и дело утирала обильно струящийся по лицу пот. Если бы не ее нечеловеческое здоровье, давно бы должна была свалиться в обморок. Это как раз и входило в план Новикова. В серебряные, с чернью чарки он налил граммов по полтораста крепкой, за шестьдесят градусов, травяной настойки. И незаметно высыпал в одну мелкий, как сахарная пудра, мгновенно растворившийся порошок. Тоже из аптечки Шульгина — средство, ускоряющее опьянение, причем без вредных для организма последствий.
— Выпьем. Без этого ритуал завершенным не считается. Еще Суворов говорил: после бани портки продай, а чарку выпей.
— Что такое портки?
— Можно сказать — джинсы или юбку, в вашем случае…
Цели он достиг: после парной и пива настойка подействовала почти мгновенно. Глаза у леди Спенсер подернулись поволокой, и язык стал заплетаться.
Теперь можно и поговорить о главном. Андрей подвинул Сильвии тарелку с тонко нарезанным балыком.
— Закусывай, и повторим…
— А может быть, хватит пока?
— Вот еще по полчарочки — и хватит. Зато спать будешь как младенец и утром встанешь другим человеком…
Вторая, кстати, прошла у нее гораздо лучше. И Андрей начал сложный, спиралеобразный разговор, подводя его сужающиеся круги к нужной теме. Браслета-гомеостата, который считал алкоголь таким же вредным для организма фактором, как стрихнин или пуля в мельхиоровой оболочке, и разлагал его на безвредные фракции в считаные минуты, сейчас, по счастью, на руке Сильвии не было. Андрей надеялся, что принятая ею доза достаточна для откровенной беседы.
Он долго, в истинно русских традициях, жаловался ей на свою бессмысленно загубленную жизнь, ругал Ирину, Сильвию, аггров вообще вкупе с форзейлями, отдельно Антона, Левашова за то, что изобрел дурацкую машинку, и Берестина, который, ослепленный прелестями инопланетной бабы, незнамо зачем поперся в прошлое и запустил маховик этой дурацкой истории. Образ он выстраивал достаточно убедительный, зря, что ли, кроме специального образования имел еще и длительный опыт общения с пьяными мужиками всех общественных слоев и групп. В тех же центральноамериканских джунглях наши военные и технические специалисты, врезав текилы или пуэрториканского рома, несли такое… Стукачам не хватало пленок в магнитофонах. Да, кстати, и особисты, допеченные климатом или начальством, тоже нередко теряли самоконтроль.
Особую прелесть срежиссированному им спектаклю придавало присутствие красивой, выпившей и едва-едва прикрытой женщины. В таком случае мужики вообще выскакивают из штанов, с одной стороны, чтобы нарисоваться поэффектнее, а с другой — бабам вообще плакаться на жизнь приятнее, чем мужикам. Расчувствовавшись, те и пожалеют, и приласкают… Вот и он наклонялся к ней через стол, не совсем послушной рукой пытался хватать за голые коленки и выше, глуповато хихикал иногда и заворачивал сложные матерные конструкции в духе капитана Кирдяги.
Если только Сильвия не была актрисой на порядок выше его, она вела себя совершенно так, как и полагалось в предложенных обстоятельствах. С поправкой на британскую основу менталитета. Ей бы пришлось очень тщательно следить за собой, чтобы экспромтом сыграть подобную роль.
Наконец он подошел к нужному моменту. Одной рукой снова наполнил чарки, другой приобнял Сильвию за плечи, передвинув свой стул на ее сторону столика.
— Ой, да у меня и так голова кружится. — Со смехом она попыталась оттолкнуть поднесенную к губам чарку. — Это, конечно, будет уже лишнее, — продолжила она по-английски, и по-английски же Новиков сказал фразу, которая по-русски звучала бы совершенно невинно, а на языке чопорного Альбиона могла показаться верхом фривольности.