— Никто и никогда не поверит, что вы из другого мира. Для суда вы будете обыкновенными лицами неустановленного происхождения, совершившими нападение на представителей власти. Это карается очень строго, — Кейси обретал уверенность в себе прямо на глазах. — Самое лучшее для вас — сдаться добровольно и не усугублять своего положения.
Происходящее напомнило Шульгину сцену из «Попытки к бегству». Допрос Хайры Антоном. Но он-то не Антон, он скорее Саул. А вот Кейси — точно Хайра. Пообразованнее, конечно, поумнее. Но ненамного.
Ему действительно трудно понять, что сидящий перед ним симпатичный мужчина с деликатными манерами — существо из мира с совершенно другими моральными нормами и нравственными принципами. По своим психологическим установкам «мистер Мэллони» отличается от того же Кейси сильнее, чем американский плантатор эпохи рабства от американского бизнесмена времен «политкорректности».
— До суда еще нужно суметь дожить, милейший. Тебе. — Для убедительности он почти коснулся пальцем лба австралийца. — Не знаю, как по вашим, а по нашим законам я имею право стрелять в любого, кто проник на мою территорию, на садовый участок, в квартиру, на палубу моей яхты. В том числе и в «представителя закона», если он предварительно не предъявил мне документ, позволяющий вторгаться в «прайвеси» [44] . У тебя есть такой документ? А вот у меня есть. И российский консул на борту…
Документа у Кейси явно не было, об этом Шульгину сказал метнувшийся в глазах собеседника испуг. Он явно рассчитывал взять клиента «на пушку». Иностранец, мол, сомнительное лицо без паспорта, испугается одного вида полицейской бляхи. Вот и не озаботился как-то свои претензии подкрепить. А раз авантюра с налета не прошла, разговор пошел об ордерах, правах личности и иных малоприятных вещах, то надо срочно выкручиваться.
— Вы должны меня понять, мистер Мэллони. За то, что вы позволили мне заработать, хорошо ко мне относились, я благодарен. К вам и к сэру Эндрью я отношусь с симпатией. Но в остальном — ничего личного. Простите, но я вам не поверил. Вы знаете обстановку в мире. То, что вы оставили такую дорогую яхту, да еще и с экипажем, в Мельбурне, а сами улетели в Москву, а не в Лондон, только прибавило подозрений. И при первой же возможности я вернулся, чтобы выяснить, зачем это было сделано. Нередко имеющие тяжелейшие последствия заговоры начинаются с совершенно невинных акций…
«Ага, — подумал Шульгин. — Прямо как про яхту „Гранма“ [45] вспомнил».
Но ответил грубо:
— Ты мне здесь философий не разводи, парень. И защитника свободы и демократии из себя не строй. Без тебя их до Москвы раком не переставишь (последней идиомы Кейси точно не понял, но смысл уловил верно). И выбор у тебя самый простейший. Ты мне сейчас излагаешь все абсолютно точно — твои истинные планы и цели, как ты дошел до жизни такой и что будешь делать, если я вдруг тебя прощу. Или…
Шульгин рывком развернул стул Кейси к кормовому балкону, открыл двустворчатую дверь.
Подрабатывая турбинами, «Призрак» как раз прошел прикрывающий бухту мыс и начал ложиться на чистый ост, к выходу из пролива в открытый океан.
— Кильватерная струя. Образуется бронзовыми винтами диаметром по полтора метра каждый. Если под лопасти попадешь, догадываешься, что будет? Сторожу клуба я сообщил, что ты и твои друзья собираетесь со мной в дальнюю морскую прогулку. На неделю, на две… Перспектива ясна?
— Вы… Вы не сможете этого сделать…
— Отчего же? Я мужик сильный, поднять этот стул вместе с тобой вполне смогу. А дальше — по законам земного тяготения.
Совсем потеряв голову и лицо, Кейси начал сбивчиво объяснять, что имел в виду совсем не это, что такой цивилизованный человек, как сэр Ричард (ого, со страху и меня в рыцари произвел!), не может просто так убить почти ни в чем не повинного собрата по расе.
— Ты мне еще про совесть расскажи. И про слезинку ребенка тоже. Когда меня собирался в тюрьму на двадцать лет засадить, о таких тонких материях не думал.
Демонстрируя силу, Сашка на самом деле выставил стул с прикованным Кейси на балкон, к самому краю балюстрады.
Солнце садилось в океан по правую руку, с берега тянуло сухим и теплым ветром прокаленных зноем полупустынь, мерно хлюпала о борта черно-синяя волна Индийского океана. Жизнь казалась совершенно великолепной.
— Не делайте этого, я буду говорить. Все… Только… Вы лучше задавайте вопросы, а я отвечу…
На этом и строился расчет Шульгина. На самом деле человеку начать вдруг подробно и последовательно рассказывать о своих неблаговидных помыслах и поступках психологически трудно. На этом и ломали многих арестованных энкавэдэшные следователи.
После неоднократных, сопровождаемых физическим воздействием требований «разоружиться перед партией», самому придумать и стройно изложить сюжет и фабулу собственной антисоветской троцкистской деятельности, возможность просто отвечать на задаваемые вопросы кажется даже облегчением.
— Ладно, давай так. Я спрашиваю, ты отвечаешь быстро, без пауз. Станешь долго задумываться, я могу усомниться в твоей искренности. И все время помни, что каждое твое слово будет перепроверяться.
Среди потока вопросов, ответы на которые Шульгина интересовали очень мало, он хотел замаскировать единственный, главный.
И, уже выяснив очень многое о том, как именно Кейси собирался обратить «Призрак» в свою собственность, сколько денег за участие в операции собирался он заплатить своим помощникам и какую судьбу он готовил Шульгину и остальному экипажу, Сашка без нажима, как бы между прочим спросил:
— А о чем у вас состоялся разговор там, в Москве? Каким образом к тебе подошли те люди, куда пригласили для беседы, что спрашивали и что предлагали?
После предыдущих, крайне неприятных вопросов этот показался Кейси вполне невинным. Отвечая на него, можно даже отдохнуть и немного расслабиться. И он начал говорить, описывая события рокового вчерашнего дня в мельчайших деталях.
…Ровно в десять с половиной часов утра — как раз отзвонили куранты на краснокирпичной башне — австралиец поднялся от Манежной площади к Никольским воротам и вошел в Кремль. Этот день он собирался посвятить осмотру Оружейной палаты, о которой многое слышал. Он даже купил билет, но внутрь войти не успел.
Его вежливо придержал за локоть молодой человек, одетый, похоже, для загородной прогулки в зимнем лесу — в кожаную куртку на меху, натурального же меха шапку и высокие сапоги с толстыми рубчатыми подошвами.
Обычно люди, перемещающиеся по Москве короткими перебежками от метро, остановок автобусов и такси до дверей офисов или магазинов, одевались гораздо легче.
Назвавшись представителем службы охраны Кремля, этот человек предложил буквально на несколько минут зайти в дежурное помещение, чтобы уточнить некоторые вопросы.