Полковник Максимов оказался мужчиной представительным, но по натуре — неубедительным. Такие вещи старые служаки ухватывали с лету. Вот, возьмите — генерал Корнилов! Невысокий, худощавый, лицо калмыковатое, голос тихий. А войдет в любое собрание, слова еще не сказав, — каждый в струнку вытягивается, потому как понимает: вот это — настоящий Верховный главнокомандующий! И ведет себя в меру этого ощущения.
Взять другого — стать немереная, ремень на первую дырку едва застегивается, морда красная, голос зычный, ордена на животе не помещаются, а послушаешь пару минут — плюнуть и растереть!
Этот был — средненький. Ни туда, ни сюда. Но, как ни крути, определенного уважения заслуживал. На войну все же приехал, где пуля не выбирает, в чинах ты, или без. И люди, какие-никакие, его добровольно слушались. Может, конечно, только из-за авторитета погон?
Приняли его по-дружески. Даже, пожалуй, слишком дружески. Но это уже Басманов так срежиссировал. Научился у Новикова с Шульгиным. Угостили, как на Востоке положено (они же все якобы из тех краев были, Сугорин с Басмановым, а Максимов на Востоке не служил) — чаем, подобием плова, потом уже водкой.
— У вас сколько людей? — спросил полковник, слегка расслабившись, обмякнув до того напряженным лицом, закурив предложенную сигару.
— Семьдесят, — ответил Басманов, — и каждый белку в глаз бьет и к любым властям никакого почтения не испытывает… Артельного уважают и ватажного старосту.
— Вас, что ли? — спросил Максимов с проскользнувшим в голосе оттенком пренебрежения.
Басманов изобразил руками и лицом нечто неопределенное: «Да хоть бы и меня, да какая разница?»
— И что же вам тут нужно? — чуть повысив тон, спросил «полковник», прищуриваясь. Ему все еще казалось, что заявленный им чин что-нибудь значит. Здесь, на границе вельда и в начале долгой, кровопролитной, бестолковой войны. Да разговаривая с людьми, которые хоть по легенде, хоть по факту превосходят его положением и характером.
Легким жестом Басманов показал Сугорину, чтобы тот сохранял спокойствие. А то Валерий Евгеньевич начал слишком нервно листать бумаги в папке.
— Мне скрывать нечего. — Полковник совсем других войн улыбался так, что человек поумнее испытал бы как минимум неловкость. — Мы приехали за деньгами, за золотом и за алмазами. Собираемся увезти столько, чтобы и внукам хватило в Пажеском корпусе учиться, по Ниццам с девками ездить! Если про любовь к угнетенным братьям вкручивать начнете, так не нужно, видели мы таких альтруистов… Как наши либеральные поэты пишут: «Уведи меня в стан погибающих…» Это буры — погибающие? Хотите, я вам процитирую из одной европейской газетки? «Победа буров будет означать победу семнадцатого века, и притом пуританско-кальвинистского семнадцатого века. Жуткий провал в мрачное прошлое. „Ветхий завет“ как культурный базис. С винтовками „маузер“ и пулеметами „Максим“. Не удивлюсь, если там скоро появятся костры кальвинистской инквизиции».
— Вы, кажется, слишком образованный человек, — с иронией сказал Максимов, выпивая предупредительно налитую Басмановым рюмку водки и закусывая хорошей местной ветчиной. — Для любителя алмазов — слишком, я имею в виду…
— Учились кое-чему. Книжки в свободное время почитывали. А вы что, сюда собравшись, совсем не готовились? Не поверю. Если Генеральный штаб человека в командировку посылает, так снабжает всеми нужными сведениями.
— При чем тут Генеральный штаб? Я сам по себе. В отставке пребываю, сам себе хозяин…
— Вот и славно, Егор Яковлевич. Я, признаться, с казенными людьми давненько стараюсь никаких отношений не поддерживать. Раз не от Генерального штаба, значит, за деньгами сюда приехали. Ваша молодежь, соглашусь, за идею, а вы — за деньги служить намерились. И не за те, что вам может заплатить президент Крюгер. Вы — больших денег хотите. А вот за этим — к нам! Мы знаем, где их взять. Только сначала нужно англичан выгнать, после чего с бурами договориться. Хотите в долю — поговорим. Нет — еще по рюмке, и езжайте в свое расположение. Что заработаете, то и ваше.
— Пожалуй, я так и сделаю! Не намерен оскорбления выслушивать! — Максимов встал, резко отодвинув стул.
— Не торопитесь, — остановил его Сугорин. — Обидчивость ваша не имеет никаких оснований. Мы просто говорим на доступном вам языке. Узнав, с кем встретиться придется, справки навели. В России, как известно, все секрет и ничего не тайна.
Разумеется, досье Максимова сильно уступало полнотой и взрывоопасностью той папочке с ботиночными шнурками, которую Остап продал Корейко. Но интересные фактики и в нем содержались. Достаточные, чтобы осадить чересчур возомнившего о себе человека. Решил — на край света уехал, и все? Граф Монте-Кристо теперь, человек без прошлого? Для буров и иноземных добровольцев — может быть. Но когда земляки твоей биографией начинают всерьез интересоваться, куда ж ты, братец, денешься?
Сугорин зачитал несколько абзацев, касавшихся давнего и недавнего прошлого Максимова, в особенности — его сомнительных финансовых махинаций с казенными суммами и числящихся за ним долгов. Для военного суда, может, и недостаточно, а для разговора на равных — в самый раз.
— Вы что, по жандармскому ведомству? — вытирая пот большим платком, спросил клиент севшим голосом.
— Совсем наоборот, дражайший Егор Яковлевич, — ответил Сугорин. — С этим ведомством, как и иными государственными учреждениями, отношения у нас самые напряженные. Отчего и считаем необходимым иметь собственных информаторов. Откуда знать, что и когда может пригодиться? Узнали о вашем здесь появлении, по телеграфу связались с кем нужно — и вот, пожалуйста… — Валерий Евгеньевич похлопал ладонью по папочке.
— Если вам потребуется что-нибудь конфиденциальное об интересующих вас людях узнать — обращайтесь. Услуги стоят дорого, но предоставляются быстро и с гарантией. К примеру, из Владимирского централа до Сахалинской каторги малява [82] идет с той же скоростью, что казенная почта…
В результате — поладили. Максимов согласился на то, чтобы в случае участия в боях их отряды действовали согласованно, по общему плану. Договорились также перед бурским руководством выступать заодно, не искать личных преференций [83] , возможную же в будущем добычу делить по доброй пиратской традиции: половина личному составу, остальное — командирам, пропорционально численности возглавляемых ими отрядов и реальному вкладу в общее дело.
— Тогда вопрос по делу — вы же настоящий офицер, так и доложите: как ваши люди вооружены, сколько имеют настоящий боевой опыт, а кто так, энтузиазмом пробавляется? На кого мы всерьез можем рассчитывать, если вы понимаете, о чем я говорю.
— А ваши? — уловив, что договоренность достигнута, Макcимов снова начал cлегка наглеть. Характер такой, ничего не поделаешь.