Так ведь приватность и покой – вещи не дешевые, думается здесь хорошо, особенно когда есть о чем.
Что, например, следует ждать ему от этой командировки? Задание – более чем простое, даже унизительно простое. В самом деле, зачем взваливать на полковника и флигель-адъютанта то, с чем легко справится поручик, не говоря о боевом штабс-капитане? Тарханов явно кривит душой, говоря, что имеется в виду его опыт покорителя вневременья. Никакого опыта нет, честно признаться.
Был бы действительно нужен его опыт – послали бы к Шлиману в Израиль.
А здесь? Неужели действительно Чекменев столь мелочно сводит счеты?
Не похоже, совсем не похоже. Когда разгорается война, не до дешевых разборок среди «своих». Вот только считает ли его Игорь Викторович своим? Вдруг нет? Вдруг великокняжеские милости показались ему чрезмерными и лично для себя чем-то опасными?
В таком случае можно предположить, что Ляхову таким образом дают понять, чего он на самом деле стоит, и продержать на фронте до самых некуда? А потом снять опалу, с соответствующими назиданиями, а то и без таковых. Сам, мол, все должен понимать. На что, кстати, Сергей деликатненько намекнул.
Все-таки играет Тарханов по их правилам, забыв о солдатской дружбе, или искренне верит в правильность и неизбежность происходящего? Так тогда и мы можем поиграть по своим?
Стоп-стоп, сказал себе Ляхов. Первое дело – не лезть в бутылку. В переносном смысле, в прямом как раз можно. И он заказал еще рюмочку ликера.
Ход его мыслей был прерван появлением на сцене нового персонажа. Не слишком верной походкой к столику направлялся армейский штабс-капитан в новеньком, вот именно, что с иголочки, кителе и вызывающе поскрипывающих сапогах. Наметанным глазом Ляхов сразу узнал в нем призванного по частичной мобилизации запасного.
Мужчина лет тридцати пяти, несомненно – москвич, со средствами и положением. Армеут со ста тридцатью рублями жалованья в жизни бы сюда не сунулся, швейцар еще на первом этаже сообщил бы, что почем.
– Разрешите, господин капитан, – не ожидая ответа, новоприбывший опустился или, скорее, плюхнулся в кресло. – Штабс-капитан Желтовский, если угодно. Последний нонешний денечек желаю посмотреть на родной город свысока. Сколько тут сижено-пересижено, сколько денег пропито, девчонок перещупано, а теперь на войну отправляют! Нонсенс, конечно, а куда деваться?
– Здраво рассуждаете, капитан. Некуда. Раз единожды согласились возложить на себя погоны. Кстати, отчего штабс-капитан, а не прапорщик? Значит, реально служили, а не в универе экзамен сдали?
Общаться с незваным гостем ему совершенно не хотелось, так хорошо было сидеть одному и любоваться панорамой, а тут…
Проще всего встать и уйти, но что-то останавливало.
– Ну, служил, – мрачно кивнул собеседник, щелчком пальцев подзывая официанта, – да какая там служба, в окружном финансовом управлении. Поручика выслужил, ценз оттянул – и на гражданку. Начальником кредитного отдела стал, квартиру на Остоженке купил, а тут нате вам – повестка, четвертая звездочка от щедрот, и извольте прибыть в город Минск.
– О чем же горевать, ваше благородие? Пересидите смутное время в очередной финчасти, медальку получите «За усердие», а то и орденок, если сообразите, когда лизнуть, когда гавкнуть, и – домой, на Остоженку.
– Вам легко говорить, – Желтовский некультурно указал пальцем на ляховскую ленточку «огонь с дымом» [31] . – А у меня все планы рушатся… Выпейте со мной, я угощаю, – голос его вдруг стал просительным.
– Благодарю, капитан, за душевный порыв, только мешать не привык. Я уж свой ликерчик дотяну… – Вадим поднял рюмку на уровень глаз, кивнул, отпил глоток. А сам пытался сообразить, имеет ли отношение Желтовский к его предыдущим мыслям?
На вид – непохоже, а там кто их знает.
И весь последующий, получасовый сумбурный разговор все ждал, не прозвучит ли некая ключевая фраза, вроде пароля, или вообще тема как-то повернется в нужную сторону.
Очень ему хотелось, раз уж с банкиром встретился, да еще и пьяненьким, осведомиться насчет способа проверки перевода, но опять воздержался, потому что слошком на поверхности эта подводка лежала. Банк – деньги – и тут же специалист подсел, готовый, судя по его лицу и манерам, на любые услуги.
Но не спросил, и со стороны господина Желтовского, прикончившего хрустальный, с матовыми журавлями графинчик неприлично дорогого коньяка (которые провинциалы, на такую роскошь разорившиеся, непременно с собой забирали, чтобы друзьям показывать), ничего такого не прозвучало. Только когда Ляхов стал расплачиваться с официантом, просверкнула во взгляде штабс-капитана искорка, не идущая к его облику и состоянию.
Нагрузился собутыльник более чем порядочно, на грани выпадения в осадок (да и сам ведь Ляхов на пароходе умело имитировал опьянение после бутылки крепкого чая), однако, сделав Вадиму ручкой, вдруг выговорил непослушным языком:
– Ты, капитан, думаешь, лихой очень? Верю! А вот тоже не геройствуй слишком. Знаешь, что на войне самое главное?
Что тут ответишь, на войне много главного: и оружие, и оценка противника, и мозги собственного начальства, и везение…
Но Желтовский ответа и не ждал. Назидательно подняв палец, он привстал, качнулся, чуть не обрушив стол со всей посудой.
– На фронте главное – выжить, Вадим Петрович. Вот чего…
Всю дорогу вниз по лестнице – в лифт отчего-то садиться не захотелось – Ляхов пытался вспомнить, назвал ли он между прочим Желтовскому свое имя, или же…
Вместе с поступившим из Израиля вспомоществованием чем не очередной намек?
До самых казарм Вадим шел пешком, на всякий случай переложив пистолет из кобуры в карман плаща. Не потому, что остерегался уличных преступников, в этом смысле Москва – один из самых спокойных городов мира. А вот какого-нибудь, специально против него направленного эксцесса не исключал. Потому что не оставляла смутная, до конца не оформленная тревога.
Интуиция редко его подводила, но сейчас он никак не мог определить, к сегодняшней ли ночи относится его беспокойство или ко всему предприятию в целом.
Во время пешеходных прогулок Ляхову всегда думалось гораздо лучше, чем за кабинетным столом, и он начал соображать, как следует вести себя в походе.
Прокладка маршрута сама по себе трудности не представляла. От Смоленска до Москвы они совсем недавно прошли, что называется, своими ногами. Однако в тот раз у них была совсем другая цель – добраться домой без потерь и к жестко фиксированному сроку. Всячески избегая встреч с отечественными некробионтами.
Поэтому пробирались они нередко второстепенными и даже проселочными дорогами, огибая все более-менее крупные населенные пункты и вообще места, где могли бы оказаться скопления новопреставленных покойников. Тактика себя оправдала, всего несколько раз им попадались сравнительно небольшие группки, неизвестно с какой целью бродящие по полям в окрестностях дорог.