Автономность катера, то есть срок нахождения в море на переходе или при выполнении боевой задачи, по замыслу конструкторов, не превышала одной недели. Поэтому удобства жизни на нем были самые минимальные. Все, что касалось условий обитаемости людей, заведомо принесено в жертву военно-технической целесообразности. Весь объем корпуса и надстройки был до предела напичкан орудиями уничтожения себе подобных, боеприпасами, приборами и оборудованием, предназначенными для обеспечения бесперебойного функционирования боевой техники.
Кем-то из флотских теоретиков еще в середине девятнадцатого века было сказано, что боевой корабль — всего лишь платформа, предназначенная для доставки артиллерии к месту сражения.
Матросский кубрик на десять коек, шестиместная кондукторская [75] каюта и две офицерские двухместные были втиснуты в самые неудобные, ни для чего иного не пригодные закоулки корпуса. Между машинным отделением, артиллерийскими и торпедными погребами, цистернами с водой и топливом, отсеками гидрофонов и иными служебными помещениями. Под подволоком и вдоль переборок тянулись пучки разноцветных труб, электрических кабелей, в самых неожиданных местах располагались вентили, клапаны, распределительные коробки. Пока не запомнишь на уровне подкорки, где что торчит, шишек и ссадин набьешь бесчисленно.
В камбузе еле повернуться одному человеку, электрическая плита — как в холостяцкой квартирке. Чайник вскипятить, консервы разогреть. Если кастрюлю супа из концентратов — желательно в штиль или на якорной стоянке.
Особенно же расстроил девушек гальюн. Мало что один на всех, расположен в самой корме, над дейдвудной трубой, между бортом и румпельным отделением, на непрерывно вибрирующей площадке, так еще и узкий настолько, что требовались специальные тренировки, чтобы сделать свое дело, не набив синяков на локтях и копчике. И это на стоянке. Что же будет на ходу?
Всего лишь два места на «Сердитом» в какой-то мере отвечали представлению цивилизованных людей о комфорте. Капитанская каюта вплотную соседствовала с ходовой рубкой и сообщалась с ней, чтобы и лишней секунды не потратить, если потребуется личное вмешательство командира. Не люкс, конечно, но вполне приличное помещение. И поспать можно, и гостей принять, если потребуется.
А еще — кают-компания. Под нее была щедро выделена кормовая часть надстройки, площадью три на четыре метра и высотой два с половиной, — после боевых отсеков — спокойно разогнуться во весь рост. По два больших иллюминатора с каждого борта плюс панорамное окно с дверью, выходящие на ют. Палуба и переборки покрыты двадцатисантиметровым слоем звукоизолирующей пробки, чтобы господа офицеры могли достойно и культурно отдохнуть между вахтами.
Там помещались обеденный стол, четыре полумягких кресла вокруг него, раскладной диванчик, на котором можно, в случае необходимости, разместить до трех гостей, книжные полки с беллетристикой, приобретенной на общественные деньги, магнитофон и даже небольшой бар.
Согласно уставу, в походе каждый офицер мог рассчитывать на две бесплатные чарки приравненных к казенному хлебному вину по крепости напитков — восемьдесят граммов к обеду и семьдесят к ужину, а также на некую дополнительную порцию, на каждом корабле свою, исходя из традиций и характера старшего офицера. Поскольку кают-компания была единственным местом, на которое власть командира вне службы не распространялась.
На «Сердитом», судя по всему, и старпом был большим либералом, и офицерская касса взаимного кредита стеснения в средствах не испытывала, поскольку бар был укомплектован приличными по качеству и не дешевыми водками, коньяками и ликерами. Такой же вывод можно было сделать из содержания библиотеки, набора звукозаписей, нескольких симпатичных, исполненных маслом пейзажей на переборках, а главное — натурального бонсаи [76] хоккайдской сосны, закрепленного в кардановом подвесе.
Такое было известно и по сухопутной службе. Как где сложится. Одни офицерские собрания напоминали сельский трактир, а другие, в каком-нибудь Весьегонске Тверской губернии или самой что ни на есть Кушке, вдруг поражали чистотой, изысканностью интерьеров и неожиданным аристократизмом духа, витающего в совершенно неподходящих помещениях.
Поэтому и выбрали они для похода именно «Сердитого», хотя «Статный» все равно Вадиму нравился больше.
Поначалу Майя с Татьяной впали почти в отчаяние, увидев, в каких условиях им придется существовать во время длительного морского перехода.
Но постепенно, за время подготовки к экспедиции приобвыклись, тем более что Ляхов им на наглядных примерах объяснил, что каравелла Колумба, «Санта-Мария», на которой генерал-капитан пересек Атлантику и открыл Америку, была ровно вдвое меньше этого катера. Причем лишенная электричества, радиосвязи, канализации и горячего водоснабжения. Однако с экипажем в полсотни человек свободно исполнила свое историческое предназначение, чуть ли не год проведя в полной автономке.
— И вы ведь сами этого хотели, — добавил Вадим. — Зато нам не грозят никакие неожиданности, вроде недавно пережитых, за исключением неизбежных на море случайностей, и не нужно больше трястись в грузовиках неизвестно сколько дней и месяцев. В кустики бегать по любой погоде. Так что устраивайтесь.
Девушки смирились с неизбежностью и начали обживаться. Каждой было предоставлено по офицерской двухместной каюте, симметрично расположенной в твиндеке [77] , откуда трап поднимался к тамбуру кают-компании. Размерами и интерьером они приблизительно соответствовали купе международного спального вагона, с соответствующими поправками на военно-техническую специфику. Но как одиночный будуар — очень даже ничего.
Если в него натаскать из окрестных магазинов Военторга и городских лавок ковров, одеял, подушек, приличный запас хорошего постельного белья, посуды, массы прочих необходимых и приятных мелочей, способных скрасить молодым женщинам длительное пребывание в почти герметичной стальной коробке.
Командирскую каюту Ляхов, без всяких споров, забрал себе. Потому что, обреченный на роль судоводителя, обязан был, даже уступив место у манипуляторов Тарханову или Розенцвейгу, вскакивать по малейшему поводу. И спать в полном смысле этого слова предполагал только на надежных, защищенных стоянках, буде таковые представятся. В ином же случае ограничиваться только чутким подремыванием.
Розенцвейг с Тархановым, кстати, тоже в обиде не остались. Командный кубрик на баке, под носовой пушкой, и кондукторская каюта, переоборудованные для индивидуального проживания, получились очень неплохими помещениями, просторными и теплыми. Когда срубили трехэтажные стальные койки, откидные столы и банки [78] , на освободившееся место привинтили по серванту карельской березы из гостиницы, такие же письменные столы и кресла, стало даже уютно. Опять же, за счет дорогих ковров, которые можно было, не заботясь о ценах, в три-четыре слоя укладывать на палубе, вешать на переборки, в стиле восточной сакли накрывать флотские рундуки поверх надувных и пробковых матрасов, решена была самая главная проблема.