— Две рюмки водки, быстро, и иди, жди нас возле «семерки».
Взглядом приказал Тарханову выпить, закуски не предложил.
— Устрою я вам, мать вашу, братья разбойники, очную ставку. Ох, устрою. Пошли!
— Пистолет сдать прикажете? — Тарханов потянулся к застежке кобуры.
— Слушай, Серега, ну не доводи ты меня до крайности, ну не доводи! Пистолет себе оставь, в шкафчике вон автомат можешь прихватить, знаю, что он там у тебя хранится. И у дружка твоего в секретной тюрьме «браунинг» в голенище спрятан, тоже знаю. Пулемет дегтяревский нужен — прикажу прямо в номер подать. Салфеткой накрытый. Давай за мной!
Чекменев почти бежал по коридорам Управления. Постовые унтера не успевали отдавать честь.
Остановились перед дверью «семерки». В этом ответвлении запутанных переходов построенного еще в ХVII веке здания располагалось, соответственно, еще несколько комнат и камер с номерами от первого и выше. Седьмая была самая комфортабельная.
Тарханов никогда не видел своего шефа в столь вздернутом состоянии. Он и магнитным ключом попал в прорезь не с первого раза.
Это как же нужно довести и достать человека!
Тарханов проникся к другу Ляхову еще большим уважением, чем при наблюдении, как тот управлял кораблем.
На перевале что, на перевале нормальная стрельба. Верь в себя, держи позицию, повезет — победишь. А вот держать в руках две тысячи лошадей и соображать, как и куда их направить, если в небе непонятная россыпь звезд, а компас указывает стрелкой совсем не туда (девиация называется), куда должен на привычной пехотной карте, — вот это талант.
Вошли они в просторные апартаменты, если это слово применимо к приличной, но все же тюремной камере (видел бы Ляхов остальные! Те куда однозначнее).
Вадим валялся на кровати, слушал классическую музыку и курил. Курил довольно давно, поскольку дым висел слоями в комнатах, в прихожей, а выходить ему было некуда, все окна заперты. Только потихоньку в вентиляционную решетку, наполовину изнутри закрытую камерой наблюдения.
— О! — восхитился он, вставая. — Гости у нас. Рад приветствовать, располагайтесь.
Чекменев посмотрел на Ляхова так, словно испытывал сильнейшее желание и его поставить «смирно». Но вовремя сообразил, что это уже будет перебор.
Опустился в кресло, забарабанил пальцами по столу.
— Твоя работа? — указал на папку в руках Тарханова.
— А что там? Мне через обложку не видно.
— Схема организации, устроившей покушения на князя. На мой взгляд, довольно убедительная. По крайней мере, непротиворечивая. Наверху — товарищ председателя Московской городской Думы Лубенцов. Его ближайшие помощники, курирующие каждый свое направление. Тут вам и выход на армейские круги, и финансовая группа, и связи с прессой, и научные институты… То есть все возможности в случае, если бы акция оказалась успешной, сделать попытку перехватить власть в Москве. Ну а дальше… К сожалению, схема недоработана. Неясно, кто нашу «оперативную группу» направляет и сколь многочисленны и разветвлены «исполнительные структуры». Не Лубенцов же — претендент на верховную власть, и не с десятком, не с сотней даже боевиков такую авантюру затевать…
— Не к Каверзневу ли ниточки тянутся? — предположил Ляхов, а Тарханов продолжал хранить молчание. А что ему еще оставалось? Кроме тех нескольких листков, что ему вручил Вадим, и очень краткого устного инструктажа, он не знал ничего. За минувшие несколько часов придумал, конечно, кое-что, долженствующее обозначить рабочий процесс, приведший к блестящему результату, черновиков понарисовал, но сам понимал, что его импровизации — не более чем судорожные попытки нерадивого ученика на экзамене изобразить ход решения задачи, ответ на которую содержался в подсунутой ему шпаргалке.
Но Ляхов заверил, что главное — вручить материал Чекменеву, а дальше не его забота.
— При чем тут Каверзнев? С тем давно все сговорено, свое он получил, и от любой смуты только проиграет. Тут совсем другое. Эх, ну как не ко времени твой Уваров Фарида убил. Туда все нитки тянутся. Туда. Нас пока спасает только их рассогласованность. Если бы четко наложились пятигорские события, польский мятеж и вот это, — он потряс папкой, — амбец бы нам. Конкретный.
— Так значит, опять нам с Сергеем следует почести воздавать. Если б не моя сабля, вы бы цепочку Глана не выкорчевали, враг имел бы еще одну независимую и весьма опасную в свете всего ныне известного боевую структуру. Если б Тарханов в Пятигорске им фишку не сломал, Фарида вам на блюдечке не поднес, там бы и по сей день полыхало, и польские события в самый бы раз подгадали. И без верископа вы ни Фарида бы не перевербовали, ни через покойников на «новую» организацию не вышли. Не наводит на размышления, Игорь Викторович?
— Это ты Сергею материал подсунул? — игнорируя предыдущее, протянул Чекменев Ляхову теперь уже раскрытую папку.
Вадим бегло просмотрел листки, отпечатанные Шульгиным на той самой пишущей машинке, что стояла в приемной Тарханова. Дело несложное — изъять машинку, когда адъютант ушел и опечатал входную дверь, и через пять минут местного времени вернуть ее обратно. Пустяк вроде бы, но экспертиза подтвердит, где и когда изготовлена докладная записка.
— Когда бы я успел, Игорь Викторович? После моего возвращения мы с полковником едва ли больше трех минут оставались наедине, а потом я только с вами виделся, пребывая под замком и строгим надзором. — Он указал рукой на вентиляционную решетку.
Естественно, что об их встрече за пределами камеры Чекменев в присутствии Тарханова говорить не захочет по известной причине, намек же — поймет.
— Чтобы передать записку, и минуты хватит, — не слишком уверенно возразил генерал.
— При условии, что я, отсутствуя в Москве более двух недель, выполняя ответственное задание в Польше, в потустороннем Израиле, одновременно, тем не менее, присутствовал и здесь, и вел свое параллельное следствие, имея доступ ко всем материалам Бубнова и многим другим… И напечатал, неизвестно когда, три страницы текста через один интервал на машинке… Сочетается?
— Сочетается при условии, что твои вчерашние слова действительно правда.
— Что и требовалось доказать, — с легким торжеством математика, ставящего на черной аудиторской доске последнюю точку в ряду длинных вычислений, заявил Ляхов. И подмигнул Тарханову, который совершенно уже ничего не понимал в происходящем.
— Все! — хлопнул ладонью по столу Чекменев. — Любую трепотню оставляем до лучших времен. Тарханов, раз он такой талантливый розыскник, немедленно организует изъятие всех упомянутых здесь лиц. На ордера и прочие формальности — наплевать. Мотайте каждого по полной. С верископом. Бубнова найти срочно. И, не теряя времени, — дальше, дальше, дальше. Брать всех, на кого появятся данные. Разбираться будем потом. «Печенегов» у нас сейчас сколько на месте?
— Около сотни наберу, — ответил Тарханов с невероятным облегчением. Прав был Вадим, пронесло.