Наступила долгая пауза. Потом американка ласково взяла Ариану за руку.
– Нужно забыть все, что было раньше. Все без исключения. Дайте себе возможность начать новую жизнь.
Если этого не сделать, воспоминания отравят девушке дальнейшее существование. Сразу видно, что она происходит из хорошей семьи, но кошмар, который она перенесла в годы войны, может отравить ей всю последующую жизнь. Девочка может стать алкоголичкой, проституткой, обитательницей сумасшедшего дома. Или же может умереть прямо здесь, на койке больницы Бет-Дэвид. Сжимая тонкую руку Арианы, Рут мысленно поклялась себе, что непременно даст этому хрупкому, сломленному ребенку новый шанс в жизни.
– С сегодняшнего дня, Ариана, все в вашей жизни будет новым. Новая страна, новый дом, новые друзья, новый мир.
– А кто же эти неизвестные благотворители? – без особого интереса спросила Ариана.
Рут ответила уклончиво:
– С ними мы еще свяжемся. Сначала я хочу убедиться, что с вами все в порядке. К чему зря тревожить людей рассказами о вашей болезни?
На самом деле Рут уже связывалась с предполагаемыми спонсорами Арианы – еврейской семьей из Нью-Джерси. Эти люди относились к своему вкладу в благотворительную деятельность без особого энтузиазма, но считали, что это их долг. Однако молоденькая девушка в качестве подопечной их совершенно не устраивала. В бизнесе от нее не будет никакого проку, да и к тому же они терпеть не могут немецких уроженок. Не могло бы Женское общество взаимопомощи подыскать для них кого-нибудь из Франции? Да еще эта история с больницей. Что с девушкой такое? Всего лишь небольшая предосторожность, ответила Рут, ничего серьезного. Но разговор закончился на довольно неприятной ноте. Рут сомневалась, что эти люди согласятся взять девушку к себе. А что, если… Внезапно ей в голову пришла мысль, что, может быть, удастся убедить Сэма принять Ариану к ним в дом.
Рут Либман выпрямилась во весь свой немалый рост и задумчиво посмотрела на Ариану сверху вниз. На ее широком добродушном лице появилась улыбка.
– Кстати говоря, я должна связаться с ними сегодня перед обедом. Уверена, что все устроится.
– Сколько времени мне придется пробыть здесь?
Ариана обвела взглядом унылую палату.
Ее по-прежнему держали в изоляторе – главным образом из-за того, что она мучилась кошмарами и громко стонала по ночам. Но Рут слышала, что ее собираются перевести в общую палату.
– Думаю, вы проведете в больнице еще несколько дней. Нужно убедиться в том, что вы достаточно окрепли. – Она мягко улыбнулась. – С этим не нужно торопиться. Иначе может получиться так, что вы выйдете из больницы и разболеетесь не на шутку. Отдыхайте, набирайтесь сил.
Она поднялась, чтобы уходить, но тут Ариана вдруг резко села на кровати, с ужасом оглядывая пустую комнату.
– Господи, где мои вещи?!
Она в панике взглянула на Рут Либман, но та успокаивающе улыбнулась:
– Все в целости и сохранности. Медсестра с корабля передала ваш чемоданчик водителю «скорой помощи», и теперь ваше имущество находится здесь, в кладовке. Уверена, что там ничего не тронуто. Вам не из-за чего беспокоиться, Ариана.
Но Ариана встревожилась не на шутку. Ведь среди вещей кольца ее матери! Она взглянула на свои пальцы и увидела, что обручальное кольцо, венчальное кольцо, перстень Манфреда тоже исчезли. Ариана посмотрела на американку с таким отчаянием, что та немедленно принялась ее утешать:
– Медсестра спрятала все ценные вещи в сейф. Научитесь нам доверять, Ариана. – И уже тише добавила: – Война закончилась, дитя мое. Вам больше нечего бояться.
«Мне нечего бояться? Какое это теперь имеет значение?» – подумала Ариана.
Через несколько минут она нажала на звонок, и немедленно примчалась медсестра. Ей было любопытно взглянуть на девушку, о которой в больнице так много говорили. Рассказывали, что она сбежала из концлагеря в Германии и что в палате она проспала четверо суток не просыпаясь.
Ариана попросила принести ее вещи и с волнением ждала, пока медсестра вернется.
– А где кольца? Те, что были у меня на пальцах?
От волнения она очень сбивчиво заговорила по-английски. Ведь уроки английского закончились до начала войны.
– Извините… Видите ли, у меня были кольца.
– В самом деле? – с некоторым сомнением переспросила медсестра и отправилась куда-то наводить справки.
Через несколько минут она вернулась с маленьким конвертом. Ариана прижала его к груди, но открыла, лишь когда медсестра вышла. Все было на месте: и тонкое золотое колечко, навеки связавшее ее с Манфредом, и обручальное кольцо, которое он подарил ей на Рождество, и его перстень – последний был Ариане великоват, и она надевала его под обручальное кольцо. На глазах у девушки выступили слезы. Только теперь она поняла, насколько тяжело болела в эти недели – стоило ей опустить руку, и кольца сами спали с исхудавших пальцев. Девять дней дороги до Парижа, два дня горя и ужаса в доме Сен-Марна, семь дней непрестанной рвоты в океане, четыре дня в больнице – всего получается двадцать два дня. А ей казалось, что миновало по меньшей мере двадцать два года… Всего четыре недели назад она обнимала Манфреда, которого ей не суждено никогда больше увидеть. Ариана стиснула кольца в ладони и, решительно подавив рыдания, взяла себя в руки. Она придвинула к кровати чемоданчик, принесенный сестрой из кладовки.
Одежда, которой снабдила ее экономка Жан-Пьера, была по-прежнему аккуратно сложена. На пароходе Ариана слишком плохо себя чувствовала, чтобы переодеваться. Под одеждой лежала пара туфель, а еще ниже – то, что Ариана так взволнованно искала, – конверт с фотографиями и маленький томик в кожаном переплете. Ариана медленно заглянула в тайник и увидела большой, великолепный изумруд и бриллиантовый перстень, подаренные ей отцом в самую последнюю ночь. Ариана не стала надевать кольца, но долго любовалась ими. Это было ее единственное достояние, единственная гарантия безопасности, осязаемое напоминание о прошлом. Больше из прежней жизни у нее ничего не осталось. Весь потерянный мир сосредоточился в двух кольцах, оставшихся от матери, трех кольцах Манфреда и нескольких фотокарточках, на которых счастливая девятнадцатилетняя девушка улыбалась, стоя рядом с мужчиной в парадном мундире.
Секретарша Сэма Либмана защищала вход в кабинет своего шефа, словно карающий ангел Господень вход в рай. В святая святых без приглашения не пускали никого – даже жену и детей босса. Дома он принадлежал семье, но на работе для личных проблем места не было. Все в семье давно привыкли к этому правилу, и Рут почти никогда не появлялась на работе у мужа, разве что если дело было действительно неотложным.
– Не исключено, что он будет занят еще в течение нескольких часов, – неодобрительно сообщила Ребекка Гринспэн – так звали секретаршу.