Звягин, успевший открыть дверь, обернулся, на его лице появилось выражение откровенного удивления.
– Странно слышать этот вопрос от тебя, летающей с Франсуа по всему миру. Естественно, на самолете. Отправимся в районе полудня, пообедаем в Англии в небольшом элитном ресторане, насладимся спектаклем и вернемся домой. В общем, одевайся и спускайся к завтраку. Роза Игнатьевна терпеть не может, когда кто-то опаздывает выпить кофе, и она не может поставить ему диагноз.
– Диагноз? – не поняла я.
Роман махнул рукой.
– Ерунда. Бабушкина блажь. Она у нас чудачка.
– Извините, а как попасть в комнату, где меня поселили? – спросила я. – Ведь сейчас мы находимся в другой спальне.
Роман вернулся, взял со столика трубку и, сказав в нее «Немедленно зайдите», пояснил:
– Сначала нажимаешь кнопку с надписью «инт», потом набираешь цифру «10» и соединяешься с прислугой. Мой номер «один», Иннин – «два», Розы Игнатьевны – «три», Антона – «четыре», Феликса – «пять».
– Что вам угодно? – спросил тихий голос.
То ли горничная дежурила под дверью, то ли умела телепортироваться.
– Оля, помогите Степаниде, – велел Роман. – Она наша почетная гостья. Отведите ее в ту гостевую, где жила Марина Гончарова, жена Глеба Львовича.
Прислуга кивнула, и мы пошли по коридорам куда-то в глубь здания. Может, Ольга и была удивлена приказом, но никаких эмоций, кроме желания угодить приятельнице хозяев, на ее лице не отразилось.
– Прошу, – сказала она, когда мы очутились около большой двустворчатой двери, – вам сюда.
– Спасибо, – улыбнулась я. – А как потом пройти в столовую?
– Позвоните по номеру десять, вас проводят, – учтиво произнесла горничная и неслышно удалилась.
Я быстро приняла душ, натянула джинсы, пуловер и схватила трубку.
Не прошло и минуты, как в створку тихо постучали.
– Оля, входите! – крикнула я, стягивая волосы в хвост.
Но на пороге стояла другая женщина.
– Меня зовут Вера, – представилась она, шмыгая носом.
Новая горничная выглядела больной – у нее были красные глаза-щелочки, распухший нос и гнусавый голос. Я моментально вспомнила услышанную вчера беседу Инны Станиславовны с Галиной и сказала:
– Растолкуйте, как добраться до столовой.
– Я отведу вас, – чуть слышно произнесла Вера.
А я успела сообразить: по особняку Романа Глебовича быстро распространяется вирусная инфекция. Вчера заболела Галина – жаловалась на тошноту, слабость, головную боль, сегодня зараза перекинулась на Веру. Мне совсем не хотелось стать следующей жертвой, а значит, необходимо свести контакт с бациллоносителем к минимуму.
– Спасибо, лучше я прогуляюсь в одиночестве, – возразила я.
– Велено доставить гостью до места, – уперлась тетка и снова шмыгнула носом.
Я решила наплевать на хорошие манеры:
– Вера, у вас грипп, а в мои планы болезнь не входит, поэтому я не желаю ходить с вами по дому. Не обижайтесь, я легко заражаюсь.
– Я абсолютно здорова, – мрачно ответила тетка, – Феликс Бениаминович не допустит на службу человека с температурой.
– И все-таки вы приступили к работе больная, – не сдалась я. – Невооруженным глазом у вас видны признаки насморка.
– Ну… это аллергия, – соврала Вера, – она у меня всегда на цветение мятлика начинается.
Я показала рукой на окно, за которым торжественно падали крупные хлопья снега.
– Мятлик – ель? Или сосна, пихта? Вечнозеленое растение?
– Нет, – смутилась горничная, – вроде это трава.
– Сомневаюсь, что сейчас в Москве сыщется ваш аллерген, – язвительно произнесла я. – Хорошо хоть не придумали реакцию на колосящиеся ананасы. Спасибо, мне не нужен сопровождающий.
– Это не грипп, – твердила Вера, – честное слово. Меня отругают, если узнают, что я не выполнила распоряжение Романа Глебовича, он строго-настрого приказал гостью беречь, относиться к ней, как к беременной кошке.
– Отличное сравнение, – хихикнула я, – надеюсь, его придумали вы, а не хозяин. Я уже сказала, что не желаю подцепить заразу. Сейчас позвоню Инне Станиславовне…
– Ой, меня выгонят! – испугалась Вера. – Ну, пожалуйста, поверьте, у меня нет вируса! Вся прислуга стопроцентно здорова.
– Стопроцентно здорова? А Галина? – возмутилась я. – Вы отлично знаете, что с ней!
Простые слова вызвали у горничной более чем неадекватную реакцию – она схватилась за шею, издала звук, похожий на сдавленный кашель, и начала судорожно размазывать ладонями слезы, хлынувшие из глаз.
Я испугалась и кинулась к Вере.
– Простите, не хотела вас обидеть.
– Вы эта… как ее… экспертиза? – простонала Вера. – Зина сказала… труп в мешке… Феликс приказал молчать… Инне Станиславовне ни гугу… Галя для нее… не знаю, чего они придумают… все равно хозяйка узнает… разве такое скроешь… Ой, как мне ее жаль! Нет у меня аллергии, я сказала первое, что на ум пришло, когда вы про вирус заговорили. Просто я плакала долго, вот лицо и покраснело.
Сначала я подумала, что план Романа Глебовича скрыть кончину отца от окружающих лопнул с треском – прислуга уже в курсе и оплакивает Глеба Львовича. Но потом сообразила: что-то тут не так. Звягин сказал, будто его жена знает об этом, но почему тогда Вера пробормотала «Инне Станиславовне ни гугу»? И горничная говорит об усопшем в женском роде: «Ой, как мне ее жаль».
– Галина с Инной Станиславовной много лет работала, дослужилась до экономки, – всхлипывала Вера. – И вот!
– Что «вот»? – спросила я.
Вера опять заплакала.
– Умерла. В одночасье.
Я попятилась.
– Галина скончалась? Когда?
– Вы не в курсе? – обомлела Вера. – Почему тогда напомнили про Галину, мол, я должна знать, что с ней?
– Я имела в виду грипп. Вчера она жаловалась на головокружение и говорила охрипшим голосом, – прошептала я. – А что случилось?
Раздался тихий писк, Вера вынула из кармана белого фартука какое-то маленькое устройство и сказала в него:
– Воротникова слушает.
– Ты где? – прокаркало из динамика. – Роман Глебович беспокоится, почему гостьи до сих пор нет в столовой.
– Она причесывается, – жалобно протянула горничная. – Поторопить?
– С ума сошла? – возмутилась рация. – Не смей даже слово лишнее произнести. Твое дело доставить девушку к завтраку, поклониться и уйти. Усекла?
– Так точно! – по-военному отрапортовала Вера и уставилась на меня.