– Подойди к стене, обопрись расставленными руками, ноги на ширину рук.
– Может, мне ещё и штаны для тебя снять? – нагло ответила Людмила, убедилась, что вся группа подтянулась в нужный сектор, и включила блок-универсал. Она его крайне подло (но по-своему гуманно) настроила на шоковое воздействие по нервным узлам, в том числе и тем, что управляют сфинктерами выделительных систем организма, перистальтикой кишечника и прочей физиологией. Попавший под удар человек на полчаса и больше превращался в подобие глубокого идиота. Эффект был мгновенный и крайне неэстетичный. В любом случае, смотреть на пятерых человек, из них одну девушку, которые в подобии эпилептических судорог дёргались на асфальте, весьма неприятно. Особенно если из них неудержимо и очень активно выделяются все отходы жизнедеятельности. И звуки, и амбре, как в холерном бараке, усугубляли картину.
– Анатолий, бегом! – крикнула Людмила, и тут из-за угла задним ходом выдвинулся «Мерседес», раскрашенный в характерные цвета и набитый омоновцами в бронежилетах и касках-сферах. Действительно, навели они на кого-то страху! До полной потери здравомыслия. Это уже настоящая войсковая операция, без всяких шуток, буквальное исполнение команды «Любой ценой». Только снайперов на крышах не хватало, вот тогда Людмиле с Анатолием действительно конец!
Повторять с этими бойцами тот же фокус не имело смысла. Неизвестно экранирующее действие титановых доспехов. Продержится хоть один лишнюю секунду, нажмёт спуск автомата – и достаточно.
Зато очень удачно у автобуса была на всю ширину открыта сдвижная дверь и почти все окна. Похожие на регбистов стражи правопорядка собрались стремительно десантироваться. «С неба – в бой!» Будто очередной «Марш несогласных» тут планировался.
Вяземская выдернула из кармана свой пистолет и положила все шесть пуль внутрь автобуса. Не разбирая, в людей она попадает, в стенки или крышу.
Всё. Через секунду после оглушительных хлопков и ослепительных вспышек, которые и без всякого газа могли вывести из строя весь отряд, автобус заполнился беловато-жёлтым дымом.
Несколько человек выпало наружу, задыхаясь от рвущего лёгкие кашля, с дикой резью в глазах – словно серной кислоты плеснули, начали кататься по асфальту, уже не представляя опасности. Тем, кто остался внутри, было ещё хуже. И бежать некуда, и концентрация газа выше.
«Ничего, – злорадно подумала Людмила, – вы бы нас тоже не пожалели». Она видела по здешнему аналогу дальновизора, что умеют делать ребята в такой форме с уличной толпой.
То, что они умеют не только бить палками и ботинками безоружных, но и воевать, когда нужно, по-настоящему, «не щадя живота своего», Вяземскую сейчас не интересовало. Враг – это тот, кто здесь и сейчас против тебя.
– Анатолий, сматываемся, – снова крикнула она совершенно потерявшему ориентацию Журналисту. Раньше репортёры покрепче были, мельком подумала Людмила, вспоминая фронтовых военных корреспондентов. – Язык нам нужен, – и побежала к старшему первой группы, что угрожал ей пистолетом.
Находиться возле него было тяжело чисто физически, не говоря о более высоких чувствах. Несмотря на то что блок-универсал был сразу отключён, руки и ноги только что вполне активного, пребывавшего в боевом азарте человека всё ещё беспорядочно подергивались, брюки были полны, вокруг растеклась обильная лужа. Пистолет валялся в трёх шагах.
Вяземская подумала, что если штатный – пригодится для идентификации, подобрала и сунула в карман.
Журналисту тоже стало совсем нехорошо. От зрелища и от запахов. Да ещё и со стороны автобуса газом начало накидывать.
– Какой язык? Как ты такого потащишь и куда, главное?
До Анатолия начало доходить, что попал он в крайне неприятную историю, как бы не тщательно спланированную провокацию, и у него остался единственный выход – бросить эту дурную девку, уже заработавшую себе лет десять тюрьмы, и переулками, переулками – в резиденцию Президента. Как во времена Ивана Грозного: «Кинуться в ножки, каяться и вымаливать прощение», всё рассказать и уповать на лучший исход.
«Так ведь не будет лучшего, – внезапно подумал Анатолий. – Раз начались такие игры, друг-Президент или «выдаст меня с головой» тем, кто сейчас считает себя сильнее, или придётся, упаси бог, как Сальвадору Альенде [37] , отстреливаться вместе с ним с балкона. Так что всё – ловить нечего. Последний достойный шанс – с Людмилой и её друзьями – до конца! Леонид после такого тоже никуда не денется».
– И как ты себе это представляешь? – неожиданно деловито спросил он Вяземскую, брезгливо кривясь. – Тащить вот это к милицейскому автобусу и на нём прорываться? Или такси возьмём?
– Видали мы таких белоручек, – возмутилась Людмила. – Да прикажу – на руках его понесешь…
Мужчина в это время корчился уже впустую, радикально опорожнился.
Вяземская, стремительно перемещаясь от тела к телу, собрала разбросанные по мостовой пистолеты. Она представляла, что её видят сейчас сотни людей. Через окна квартир, магазинов, из-за углов и из подворотен. Очень может быть – фотографируют, хотя бы телефонами. Очень это здесь сейчас модно. Но ей было всё равно. Лишь бы раньше времени не вывернулись с обеих концов улицы вражеские машины. Тогда снова стрелять…
Но обошлось.
На девушку-оперативника ей было смотреть особенно неприятно. Тем более, для «работы» она приоделась поизящнее, и теперь всё это бывшее великолепие изгажено с ног до головы.
«Кто же тебя, милая, отмывать-то будет? И как после этого?» – то ли сочувственно, то ли просто с профессиональным любопытством подумала Вяземская. В конце концов это – лучше, чем снарядный осколок в живот.
Обернулась. Ещё раз прошлась взглядом и по автобусу, из которого сумели выползти на улицу почти все омоновцы (тренировка, однако), полностью потерявшие боеспособность. Стонали, кашляли надрывно, плевались, ничего не видя из-за потоков слёз. Отползший дальше других старший лейтенант возился со шприц-тюбиком, стараясь через штаны воткнуть в бедро иглу.
Людмила схватила Журналиста за руку. Намеченный язык оказался между ними. В самый раз вроде.
Включила блок-универсал на режим перехода, практически не могущего особенно сильно поколебать «эфир». Пространственно – меньше километра, по времени можно и ноль в ноль. Другого выхода она просто не видела. Прогнать через центр Москвы дико воняющий ядовитым газом омоновский автобус, сбивая в случае необходимости встречные и поперечные машины, – сумела бы, но зачем? Не американское кино всё-таки. Да и что – прямо к подъезду парковаться, и грязное тело, с которого льётся, на третий этаж тащить? А потом?
Совсем чётко, прямо в ванную, у ней перенос не получился. Материализовались посередине коридора, метрах в десяти от нужной двери.